Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 3

— Есть охота жутко, — проговорила Лена устало. — Только не надо мне ваших грибов… Слушай, а, может, тут что-то осталось из запасов? Давай поищем!

Кандид согласился, и они стали бродить по столовой, сдирать зелень со шкафов и тумбочек, открывать дверцы и заглядывать в темные углы. Они могли надеяться только на консервы, герметичные стеклянные банки или пластиковые пакеты. Но ничего такого они не обнаружили, только нашли кухонную посуду и столовые приборы. Больше всего Кандид обрадовался, когда ему попался кухонный нож. Нож был из добротной стали, с пластиковой рукояткой. Кандид показал Рыжему, как таким ножом можно отсечь побег толщиной в руку, и это вызвало у парня бурю восторга.

Потом они вышли из столовой и стали обследовать другие помещения. На улице становилось темнее с каждой минутой. Они нашли две лаборатории, но заходить в них не стали. Кандид вдруг вспомнил, что на биостанции должен был быть склад, они принялись искать склад, наконец нашли его совсем недалеко от столовой, но дверь оказалась заперта. Попытки Кандида высадить ее не увенчались успехом.

— Должны быть ключи от склада, — пробормотал он, потирая плечо. — Как вот их найти-то в такой темноте?

— Вспомни, пожалуйста, вспомни, — умоляюще говорила Лена.

И он пытался вспомнить, но ничего не получалось. Чем больше он ходил по биостанции и прикасался к предметам, тем больше в памяти вскрывалось потаенных пластов. Они переворачивались, обнажались, наезжали друг на друга, вызывая в мозгу неразбериху, кашу и путаницу. Ему даже стало казаться, что он не выдержит такого наплыва информации, воспоминаний и прозрений, что голова лопнет вот-вот…

Потом Лене пришла в голову гениальная идея о том, что ключи от склада совсем не обязательно должны храниться где-то в служебных помещениях — они вполне свободно могут находиться где-нибудь наверху, в бытовых комнатах. Они тут же устремились к лестнице на второй этаж, оскальзываясь, поднялись наверх и стали обыскивать все комнаты. Когда они нашли ключи в прикроватной тумбочке одной из комнат, стало уже совсем темно. К складу спускались впотьмах, на ощупь.

Разумеется, большей частью запасы продовольствия оказались безнадежно испорченными. Какие-то промокшие сгнившие упаковки разваливались в руках, попадались пачки соли и муки, давно превратившиеся в камни. Но, тем не менее, они поживились несколькими банками каких-то консервов и парой бутылок вина. В непродовольственной части склада не нашлось ничего полезного, кроме фонаря. По счастью, упаковка его оказалась герметичной. С замиранием сердца Кандид включил фонарь, боясь, что батареи давно уже разряжены, но ему повезло. Свет был тусклым, и все-таки он был, и когда слабый луч прорезал темноту склада, Лена радостно захлопала в ладоши, а Рыжий испуганно отскочил в сторону, запнулся и грохнулся на пол.

Потом они сидели в столовой, погруженной во мрак, пили вино, ели тушеную говядину и говорили. Рыжий сначала сидел рядом, не прикасаясь ни к вину, ни к тушенке, потом как-то незаметно исчез. Они даже не заметили — когда. Усталость и вино делали свое дело, их разморило, хотелось болтать, вспоминать, делиться впечатлениями. И они делились, рассказывали друг другу о себе и своей жизни, поражались услышанному, сомневались, пытались сопоставить одно с другим, иногда не понимали смысла, пускались в воспоминания… Кандиду казалось, что он никогда в своей жизни так много не говорил. По крайней мере, с тех пор, как попал в лес.

Господи, неужели у вас были такие жуткие войны, ахала Лена. Вот ведь о чем надо писать диссертацию!.. Но почему я ничего не встречала об этом в архивах? А, может, это было уже после того, как свернули все темы, после того, как прекратили наблюдение за лесом? Разве это возможно, недоумевал Кандид, чтоб перестали исследовать лес? Так не бывает. Правильно, никто и не думал, что это возможно, еще пять лет назад это никому и в голову бы не пришло! А потом лес вдруг начал меняться, очень резко. Климат стал сухой, болота исчезали, просто высыхали на корню, земля начала трескаться… Ты бы видел эти аэрофотосъемки! Такие разломы громадные, просто кошмар… Дороги портятся, карты ни к черту не годятся. С лесом же явно что-то серьезное происходит — все это прекрасно понимают, но никто ничего не делает. Такое было впечатление, будто взяли и плюнули на все работы! Столько тем свернули, и каких тем, а!.. Представляешь, десятилетиями здесь возиться и плюнуть! Значит, не только лес стал меняться, сказал Кандид задумчиво, значит, и Материк изменился. Конечно, изменился, отвечала она, еще как изменился! Они там проворовались, а Управление теперь расхлебывай. Года четыре назад финансирования, можно сказать, вообще не стало — кого в таких условиях лес-то волнует? Руководство меняется каждый год, никто в Управлении не задерживается, его и так уже несколько раз закрыть хотели. Представляешь, столько денег вбухали сначала, а теперь наука никого не интересует, теперь, что хотите тут, то и делайте… У нас, знаешь, кто остался? Администрация, несколько десятков фанатиков-энтузиастов, которые не за эту долбаную зарплату, а за идею работают, да еще горстка практикантов. Ну, я еще, дура набитая, туда приперлась, решила сгонять по-шустрому до лесу, ха-ха-ха… Сейчас сижу тут, как идиотка… Господи, как хочется вымыться, ты бы знал!.. Голова — просто ужас, грязина такая жуткая… Слушай, Кандид, а поехали со мной, а! Зачем тебе здесь торчать-то? Раз уж у тебя корни нашенские, возвращайся… Давай, а? Поедешь?.. Не знаю, тихо ответил он. Я еще не решил. Это не так просто решить, Лена, пойми. И не так просто объяснить решение, даже себе… Но ты подумай, Кандид, подумай! Зачем тебе здесь мучиться, жить в лесу, в дикарских условиях, воюете еще постоянно!.. Да нет, ответил он, я не мучаюсь — я просто живу здесь, и воюем мы теперь не все время, а так… Но все равно же воюете! Разве это нормально? Что это за жизнь такая?.. Тебе сколько лет, Кандид? На вид-то никак не меньше тридцати… Да я не знаю, пожал плечами он, понятия не имею. Слушай, а расскажи мне еще о вашей жизни, попросила она. Это так интересно, расскажи, пожалуйста, вдруг мне потом пригодится… И он стал ей рассказывать еще и еще. Он вспоминал и Затишье, и Освобождение, и последующие годы не то мира, не то войны, он говорил, говорил, не дожидаясь вопросов с ее стороны, и слова лились сами собой, словно давно ждали этой минуты, а она не перебивала его, молчала и слушала, облокотившись о стол, а он все продолжал и продолжал говорить, пока внезапно не обнаружил, что Лена спит, уронив голову на руки.

Тогда он бережно поднял ее и понес на второй этаж. Она даже не пошевелилась — спала как убитая. Он положил ее на кровать в одной из комнат на втором этаже и расчистил пространство вокруг от прокравшейся вездесущей зелени, чтоб не мешала. В комнате еще сохранилось стекло, и, подойдя к окну, Кандид заметил, что на небе появилась луна. Опять непонятная тревога закралась ему в душу. Что-то металось в нем и никак не находило выхода. Отец мечтал найти эту биостанцию, подумал он. Но он так и не нашел ее, а я — здесь. И что с того, что я здесь? Что изменилось? Что, в конце концов, должно измениться, и должно ли вообще?