Яна Дубинянская - Проект «Миссури»
— Слышал. Супер.
— Ты лучше.
Волк отхлебнул пива и захохотал; а я в который раз за эти десять минут уверился, что он меня разыгрывает. Может, у него такая привычка — цепляться ко всем подряд пацанам с гитарами и типа приглашать к себе в группу, а потом прикалываться по полной всей командой. Наверное, вставляет не хуже драпа. Если это вообще он, а не какой-нибудь идиот из шоу двойников.
Потому что на самом деле, конечно, так не бывает. Разве что в тупых легендах, которые пресс-службы звезд сочиняют для журналистов. И то не у нас, а там, на гнилом и диком Западе.
— Я тебе ничего не обещаю. Прослушаю на трезвую голову, покажу ребятам, и если все путем, будешь в резерве. Третьего ж концерт, а с Когтя станется в последнюю минуту послать всех на хрен… кризис у него. Кризис, Герка, чтоб ты знал, — это когда баба ушла. У тебя баба есть?
— У меня… да.
— Значит, все в порядке. Не голубой.
И он снова хохотал во всю глотку, и мотались в полумраке космы длинных волос, и поблескивали в отсвете городских огней крепкие, и вправду будто волчьи клыки. Все это один сплошной прикол, да, прикол, иначе и быть не может. Ничего, сейчас положим ему конец.
— Третьего меня здесь не будет. Так что спасибо, извини, не смогу.
Волк перестал смеяться. Длинным глотком допил пиво и, размахнувшись, швырнул с обрыва бутылку Ниже по склону послышался дребезг разбитого стекла
— Дай сюда гитару.
Отодвинулся, чтоб не задевать меня грифом; короткой очередью моментальных движений подкрутил колки — точно, вспомнил я, у «Волков» ведь все инструменты настроены на полтона ниже; пробормотал что-то обидное про «дрова».
И начал играть.
Он играл композицию из их нового альбома, с будущего концерта в Столичном. Ту, где акустическая гитара звучит соло почти две минуты, обыгрывая вариации на тему фламенко и самбы, а потом на дробный синкопный ритм накладывается тяжелый звук бас-гитары, и вокалист вступает на неимоверно высокой, надрывной ноте… Не Волк, второй вокалист. Волк и не стал петь, он повел мелодию тут же, на верхней струне, одновременно непостижимым образом касаясь и басов.
Конечно, это был он, и никто другой. Никто другой не сумел бы ТАК играть.
Я слушал и смотрел на неровные, мерцающие огни внизу, на сверкающую дорогу, — и уже верил ему, верил безоговорочно, как самому себе. И вдруг захотел рассказать Волку обо всем, даже о том, чего и с самим собой не стал бы, пожалуй, обсуждать.
Для начала об этом городе — он все-таки меня победил; да что там, он и не заметил, что такой себе Герка Солнцев пять лет подряд бросал ему вызов за вызовом; и здесь, над обрывом, я никакой не полководец, а максимум воробей на карнизе небоскреба. О Светке, на которой я должен жениться, потому что… потому что должен, больше нипочему. О друзьях: Влада я потерял давным-давно, одна прощальная вечеринка ничего не изменит, и Гэндальфа тоже потеряю, черта с два мы когда-нибудь еще возьмемся за руки…
И еще о том, что за последние два… уже почти три месяца я не написал ни одной песни. НИ ОДНОЙ, Волк!.. Это не кризис, это хуже. Ты сам понимаешь, что это значит… ТЫ — понимаешь.
Волк оборвал игру на середине такта.
— Короче. Надумаешь — звони.
Положил гитару плашмя на колено и, достав откуда-то маркер, быстрым росчерком написал что-то на деке. Встал и, не прощаясь, ломанулся в кусты.
В мутном отблеске огней города, поверх теснящихся вокруг струн автографов всей нашей общаги я не смог разобрать ни единой цифры. Видел только, что строчка получилась длинная.
Должно быть, мобильный.
Сияли витрины, сверкали, перемигиваясь, неоновые вывески ресторанов и магазинов, светились бигборды — а еще гирлянды на деревьях, подсветка некоторых зданий, просто окна и фонари… В центре столицы вообще не бывает ночи. Впрочем, до настоящей ночи еще далеко.
Движение автотранспорта уже перекрыли, и движущиеся толпы равномерно заполонили всю широченную улицу. Люди текли медленно, как река, в такое время никто никуда не спешит. И только я шел пружинисто и бодро, как солдат, вернувшийся с войны. И гитарный гриф постукивал по плечу, словно винтовка.
Почему-то казалось, что я смотрю поверх всех голов. Как если б во мне было два с половиной метра росту. Как будто со мной — со мной одним в этой толпе — случилось нечто необычайное, из ряда вон, на границе чуда.
Например, будто бы мне и вправду предложили стать гитаристом у «Седых волков». И не кто-нибудь, а сам Волк, совершенно случайно проходивший мимо… вот вы тоже смеетесь. И правильно.
Кстати, вспомнить бы, кто это оставил на деке номер своей мобилы.
А город… что город? Конечно, он чужой. Но не мне одному. Он чужой всем. Каждому из них, гоняющих взад-вперед по проспекту, словно последний огурец в банке, свое вечернее свободное время. Просто здесь жизнь устроена так. Но это не единственный вариант. И не лучший.
МОЯ жизнь будет другой. Какой именно — подумаю не сейчас и не здесь; у меня еще будет для этого и время, и место. Будет возможность выбора. Не драма-экшн с ускользающим хвостом звездного шанса и ребристым, будто кактус, «или-или», а нормальный человеческий выбор, который происходит все время, каждое отдельно взятое мгновение. Причем как бы помимо тебя, так, что его и не замечаешь — но все равно делаешь.
Я смогу. Я по-любому окажусь прав.
А сейчас я просто шел себе по улице, обгоняя одного за другим праздноболтающихся прохожих, а вокруг горели огни, огни, огни… и только над самой головой — бледные, почти побежденные, но не сдающиеся звезды. И подпрыгивала на спине гитара, и в такт шагам где-то внутри возникала, росла, видоизменялась, становилась все звонче и точнее, пока что без слов, одна-единственная музыкальная фраза…
Передо мной, тоже быстрее других, шла девушка. Я уже несколько минут как заметил ее и старался удерживать взглядом, хоть она то и дело скрывалась за зыбкой стеной чужих спин. Черная коса почти до колен… неужели у кого-то еще в этом городе есть такая?.. Да нет, вряд ли.
В принципе ничего не стоило прибавить шагу, окликнуть, догнать.
Но мне нравилось так идти.
Эпилог
— У нас был шанс, — в который раз упрямо пробормотал он. — Помешать. Изменить. Чтобы все по-другому… Думаю, и не один.
Солнце наконец свалилось за дома, и корпус бывшего МИИСУРО из надбитой елочной игрушки великанских размеров превратился просто в полуразрушенное, искалеченное здание. «Шар», где когда-то было так здорово спорить о жизни под контрабандно пронесенное за пазухой пиво… вот сволочи.
Даже если забыть об архитектуре всего остального мира.
— Перестань, — поморщился Цыба. — Какой там шанс… Все взаимозаменяемо. Люди, их поступки, последствия этих самых поступков. Полноценная гипертекстовая структура всегда вариабельна. И в абсолютной степени способна к самовоссозданию. Проект «Миссури», можешь мне поверить, разработан именно так.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});