Юрий Никитин - Скифы

Автоматическая оценка «справедливости наблюдаемого мира» исходит из неосознаваемого предположения, что все наблюдаемое является единым целым и как-то связано между собой. Все зависит от всего, каждое явление как-то соотносится со всеми остальными.

То есть: если везде хорошо, а в одном месте плохо, то это одно место воспринимается не нейтрально, а либо как опасность и угроза (это гнездо, откуда плохое расползется, и везде будет плохо), либо как жертва (везде хорошо, потому что здесь плохо). Точно так же что-то явно хорошее (добротное, здоровое, сильное) на фоне общей нищеты, немочи и развала воспринимается опять же не нейтрально (ну, вот все развалилось, а тут как новенькое, ну и что?), а либо как образец и пример для всех («и везде так будет, и на Марсе будут яблони цвести»), либо (чаще) как какое-то зло, сосущее соки из окружающего мира («им хорошо, потому что нам плохо»). Сияние богатых хором на фоне нищей деревни воспринимается (не умом, а где-то на дне сознания) однозначно: вот он, упырь, насосался и пьет соки. Из нас. И даже если умом понятно, что совсем даже не из нас, в голове все равно крутится: «ишь ты… ему хорошо, потому что нам плохо… клещ… упырь… все соки выпил». И желание избавиться от опасной нечисти, паука, раздувшегося от выпитой кровушки, растет.

Белое пятно на грязно-сером фоне, таким образом, воспринимается либо как «светлый прорыв в тучах», либо как крокодил, который солнце в небе проглотил. И тут же возникает желание крокодила прикончить.

Порядок и благолепие могут быть не всеобщими. Нет никакой необходимости пытаться за один присест осчастливить всю территорию Российской Федерации, назвав ее жителей скифами. Но явленное благо должно быть целостным и ограничиваться какими-то естественными границами. Теория «малых хороших дел» здесь не работает. Надо чинить весь забор, а не заменять по штакетинке. Надо класть асфальт на всю дорогу, а не на одну полосу.

– В скифскости все должно быть красивым, – сказал он вслух. – Все!.. Сразу. Чтобы ни у кого не возникало желания нагадить. Чтобы это сразу вызывало… шок. Чтоб ни у кого ни рука не поднималась, ни язык не поворачивался…

Он вздрогнул, огромный Тор появился неслышно. Положил на стол огромный бутерброд, велел:

– Сожри. А то щеки запали… Был хомяк, а стал какой-то суслик. Ты прав, но мы эти моральные… имперакливы сразу подкрепим и другими доводами. Понятными всем.

Он любовно погладил толстые желтые мозоли на костяшках огромного кулака. На поясе у него висела кобура для пистолета. Пока – пустая.

– Императивы, – поправил Крылов.

– Какая разница, – отмахнулся Тор. – Главное, что добро должно быть с кулаками. Ты там в Уголовном кодексе предусмотри, чтобы мелкие статьи не поглощались большими, а суммировались! Если, скажем, ворюга совершил двенадцать краж, то… если за каждую по году тюрьмы, то в целом это выходило бы двенадцать лет. Побольше, чем сейчас за убийство.

Крылов поморщился:

– Погоди, до всего руки дойдут. Наша Россия… их Россия… тьфу, эта страна и этот народ, в котором мы возрождаемся, сейчас в такой яме, что, куда бы ни дернулись, все равно дорога только наверх, из ямы.

В кабинет осторожно заглянул Бабай-ага, посмотрел по сторонам, убедился, что, кроме хозяина кабинета, только Тор, вошел как-то бочком, сказал негромко:

– Не дело тебя сейчас отрывать от высоких дум… а ты мыслишь явно только о Высоком, но там пришли какие-то из Управления нежилой собственностью. Говорят, что нас выселяют…

Крылов насторожился. Сперва только насторожился, хотя предчувствие большой беды захолодило внутренности.

– За что?

– Неверно заполнили бумаги.

– И что же сказали только сейчас?

Бабай-ага пожал плечами:

– Кто знает. Это ж чиновники. Возможно, выжидали удобный момент.

Тор напряг грудь и вздул могучие бицепсы:

– Может быть, разбираться лучше поехать мне?

– Нет, – ответил Крылов, он вылез из-за стола, потер ладонями лицо, – поеду я.

Бабай-ага испугался:

– Ты что? На тебя сейчас вся страна смотрит!

Крылов покачал головой, Бабай-ага растерянно смотрел, как их кандидат направился к двери.

С порога Крылов обернулся. Бабай-ага с сочувствием видел его бледное исхудавшее лицо.

– Меня всего трясет, – признался Крылов. – Сидеть и ждать… у меня нервы горят. Отвлекусь хоть…

Глава 11

Шофер с готовностью выскочил, открыл перед ним дверь черного «мерса» с затемненными стеклами. Крылову даже показалось, что проделал даже с большей поспешностью, чем раньше.

Машина сорвалась с места, Крылов в зеркало заднего обзора видел, как еще две машины, такие же угрожающе темные, массивные, но быстрые, тут же помчались следом.

Сейчас он даже не успел выползти из уютного сиденья самостоятельно: шофер ухитрился выскочить раньше и распахнул дверцу.

– Спасибо, – кивнул Крылов. – Жди, я долго не пробуду.

На здании та же вывеска, но теперь вдоль стены стоят хмурые неразговорчивые люди. На Крылова уставились с подозрением. Друг за другом вплотную, несмотря на жаркий день, потные, уже раздраженные. Если это очередь, мелькнуло в голове Крылова, то какие они будут, когда доберутся на второй этаж?

Он вдвинулся в раскрытую дверь боком. Люди и здесь друг за другом плотно, как и на лестнице, затем голова очереди свернула в коридор. Сам коридор Крылов не узнал: раньше широкий, самосвал бы проехал, убери стулья, сейчас сузился вдвое, а стулья исчезли вовсе. Люди в один ряд, воздух тяжелый, спертый, пахнущий нездоровым потом.

Возле уже знакомой двери двое старух, на Крылова уставились с подозрительной яростью. Одна сразу сказала громко:

– Очередь!.. Все в очередь!

Вторая добавила громче, под одобрительный ропот очереди:

– Никаких блатных!.. Совести у вас нету!.. Мы все тут старые, больные стоим!

Крылов сказал торопливо:

– Простите, пожалуйста!.. Я только на минутку.

Он поспешно открыл дверь, шагнул и захлопнул за собой, как ножом отрезав жалобно-возмущенные крики.

Легкие поспешно сделали могучий вдох: воздух здесь чистый, прохладный, напоенный запахами моря и хвои. Сам кабинет волшебно преобразился: втрое просторнее, отделан темным деревом, паркетный пол, везде пахнет евроремонтом.

Прежний обшарпанный стол уступил место роскошно-деловому: из темного ореха, зеленое сукно, в правом углу обязательный комп, по отсвету на стекле Крылов понял, что там крутится шарик скринсэйвера, но комп самый дорогой, мощный, с наворотами и прибамбасами, абсолютно ненужными для работников таких служб. А слева скромно открыт ноутбук последнего поколения, за который легко отдадут пять вот таких компов, что справа.