Клиффорд Саймак - Всякая плоть - трава

По ту сторону незримого барьера по-прежнему тянулся вал вывороченной с корнем растительности, его расчистили только рядом с шоссе, на два-три десятка шагов вправо и влево.

Я подошел ближе и узнал сенатора Гиббса. Раньше и его никогда не встречал, но видел портреты в газетах. Крепкий, коренастый, совсем седой и всегда без шляпы. Сейчас на нем был двубортный пиджак и ярко-синий галстук в горошек.

С ним был какой-то военный, на погонах - звезды. Третий - маленький, щуплый, волосы точно лакированные, черствая, непроницаемая физиономия.

Четвертый тоже невелик ростом, но пухлый, круглолицый и синеглазый никогда ещё я не видал таких ярких синих глаз.

Я подошел к ним фута на три и ощутил легкое сопротивление: впереди был барьер. Тогда я отступил на шаг и посмотрел на сенатора.

- Вы, наверно, сенатор Гиббс, - сказал я. - Меня зовут Брэдшоу Картер. Вам про меня говорил Шервуд.

- Рад с вами познакомиться, мистер Картер, - сказал сенатор. - Я думал, Джералд тоже придет с вами.

- Я его звал, но он решил, что ему не следует идти, - объяснил я.

Они там поспорили. Мэр хотел назначить комиссию для встречи с вами, а Шервуд никак не соглашался.

Сенатор кивнул:

- Понимаю. Значит, мы будем говорить только с вами.

- Если вы хотите вызвать ещё кого-нибудь...

- Нет-нет, зачем же! Ведь всеми сведениями располагаете именно вы?

- Да, я.

- Прошу извинить, я вас представлю. Мистер Картер - генерал Уолтер Биллингс.

- Здравствуйте, генерал, - сказал я.

Странное чувство: знакомиться с человеком, не подавая руки.

- А это Артур Ньюком, - продолжал сенатор.

Человечек с черствым, непроницаемым лицом холодно улыбнулся. Такой будьте уверены! - никаких шуток не потерпит. Он, видно, возмущен до глубины души уже тем, что кто-то посмел допустить существование какого-то там барьера.

- Мистер Ньюком - представитель государственного департамента, пояснил сенатор. - А это доктор Роджер Дэйвенпорт, биолог и притом весьма знаменитый.

- Доброе утро, молодой человек, - сказал Дэйвенпорт. - Простите за нескромный вопрос - что это с вами приключилось?

Я улыбнулся ему, толстяк сразу пришелся мне по душе.

- Так, малость не сошлись во взглядах с одним земляком.

- Могу себе представить, какое в городе волнение, - сказал Биллингс.

- Пожалуй, скоро трудно станет поддерживать закон и порядок.

- Боюсь, что вы правы, сэр, - сказал я.

- Ваш рассказ потребует времени? - спросил сенатор.

- Да, некоторое время понадобится.

- Где-то там были стулья, - произнес генерал Биллингс. - Сержант, где там...

Не успел он договорить, как сержант и двое солдат, стоявшие у обочины, подошли со складными стульями.

- Ловите! - сказал мне сержант и кинул стул сквозь барьер.

Я поймал стул на лету. Пока я его расставил и сел, четверо по ту сторону барьера тоже уселись.

Прямо сумасшедший дом какой-то: сидят пять человек посреди шоссе на шатких походных стульчиках!

- Что ж, - сказал сенатор, - я думаю, можно приступить к делу. Какой порядок вы предлагаете, генерал?

Генерал закинул ногу на ногу и уселся поплотнее. С минуту он раздумывал.

- Этот человек должен нам сообщить какие-то сведения, - сказал он наконец. - Так отчего бы нам тут же, на месте, его не выслушать?

- Ну, разумеется, - сказал Ньюком. - Послушаем, что он скажет. Но знаете ли, сенатор...

- Да-да, - поспешно прервал Гиббс, - я понимаю, обстановка не совсем обычная. Впервые мне приходится заседать под открытым небом, но...

- По-видимому, другого выхода у нас нет, - заметил генерал.

- Это довольно долгая история, - предупредил я. - И кое-что может показаться невероятным.

- Так ведь и это невероятно, - сказал сенатор Гиббс. - Этот, как вы его называете, барьер.

- И, как видно, вы - единственный человек, которому что-то известно,

- прибавил Дэйвенпорт.

- Итак, приступим, - заключил сенатор Гиббс.

И я стал рассказывать свою повесть во второй раз. Я не торопился, говорил обстоятельно обо всем, что видел, стараясь не упустить ни одной мелочи. Меня не прерывали. Раза два я умолкал на минуту - может, о чем-нибудь спросят? - но в первый раз Дэйвенпорт просто кивнул: продолжай, мол, а потом все четверо только молча ждали, чтобы я опять заговорил.

Это порядком действовало на нервы, уж лучше бы они меня перебивали.

Все мои слова падали в молчание, как в яму, я пытался хоть что-то прочесть по их лицам, понять, много ли до них доходит. Но - ни единой ответной искорки, никакого движения не мог я уловить на этих застывших физиономиях.

Да ведь и правда, как нелепо, наверно, все это звучит...

Наконец-то я все досказал и откинулся на стуле.

По ту сторону барьера беспокойно зашевелился Ньюком.

- Прошу извинить, джентльмены, но я решительно протестую. Не понимаю, с какой стати мы сюда тащились и выслушивали эти нелепые россказни.

- Артур, - перебил сенатор Гиббс, - за мистера Картера поручился мой старый друг Джералд Шервуд. Я знаю Шервуда больше тридцати лет, и уверяю вас, он очень проницательный человек, в высшей степени трезвый и деловой, но при этом не лишенный воображения. Как ни трудно нам принять сообщение мистера Картера или, во всяком случае, некоторые частности его сообщения, я все же убежден, что от них нельзя просто отмахнуться, мы должны их обсудить. И позвольте вам напомнить, что это первые конкретные данные, на которые мы можем опереться.

- Мне тоже трудно поверить хотя бы одному слову, - сказал генерал Биллингс. - Но ведь вот этот барьер - неопровержимое свидетельство, хоть он и недоступен нашему сегодняшнему пониманию. Безусловно, положение таково, что мы вынуждены будем и дальше принимать на веру свидетельства, которые превосходят наше понимание.

- Давайте предположим на минуту, что мы решительно всему поверили, подсказал Дэйвенпорт. - Попробуем поискать в этом какое-то рациональное зерно.

- Это невозможно! - взорвался Ньюком. - Это вызов всему, что мы знаем!

- Мистер Ньюком, - возразил биолог, - человек только и делает, что бросает вызов всему, что он знал прежде. Лишь несколько веков назад он твердо знал, что Земля - центр Вселенной. Каких-нибудь тридцать лет назад, даже и того меньше, он знал, что люди никогда не смогут побывать на других планетах. Сто лет назад он знал, что атом неделим. Ну, а мы с вами? Мы знаем, что время - это нечто из веки веков непостижимое и неуправляемое и что растения не могут быть разумными. Так вот, разрешите вам сказать, сэр...

- Вы что же, всему этому верите? - спросил генерал.

- Ничему я не верю. Это было бы весьма необъективно. Но я считаю, что нам надо повременить с окончательным суждением. По совести скажу, я с восторгом займусь этой проблемой, понаблюдаю, проведу кое-какие опыты и...