Павел Молитвин - Наследники империи

Вокам творил легенду о влюбленном наследнике престола — отважном, дерзком и удачливом юноше, любимце женщин, перед которым ничто и никто не может устоять, ибо ему покровительствует сам Предвечный. Легенду, которую будут повторять во всех уголках империи из поколения в поколение. Легенду, которая, безусловно, понравится и запомнится его будущим подданным несравнимо больше, чем правдивая история о расчетливом сыне рабыни, решившем упрочить свои права на престол браком с законной дочерью Мананга. Хотя правдивая история, если разобраться, окажется благородней и привлекательней, чем сказка о похотливом юнце, ведь, если задуманное удастся осуществить, это предотвратит столкновение спешащих к столице войск, возвративших империи Чивилунг, с отрядами, вызванными Базурутом из южных провинций.

Яр-дан взбежал по винтовой лестнице на второй этаж и едва не споткнулся о связанного по рукам и ногам стражника.

— Он не сопротивлялся, и мы решили оставить его в живых, — пояснил Фахерхот, занявший пост у арки, ведущей в коридор.

— Правильно. Этот парень еще послужит мне верой и правдой, — отозвался Баржурмал, подтверждая свой прежний приказ никого не убивать без крайней необходимости, и двинулся за джангами, углубившимися в анфиладу комнат, за которой располагались покои ай-даны…

Флид, Вокам и Пананат в один голос утверждали, что немногочисленные стражники, которых яр-дан встретит в дворцовых покоях, предпочтут сдаться, если им будет обещано сохранить жизнь, — после резни в Золотой раковине желающих пролить за ай-дану собственную кровь сыскать было мудрено, и только от мефренг можно было ожидать более или менее серьезного сопротивления. Девы Ночи были преданы Тимилате точно так же, как перебитые подсылами Базурута хванги яр-дану, и он предпочел бы не убивать их, но…

— Кто идет? — грозно вопросила широкоплечая воительница в блестящем пластинчатом панцире, возникая в дверном проеме Углового зала.

— К ай-дане, от Базурута! — без колебаний ответствовал Кевенг. Дева Ночи замешкалась, с недоумением вглядываясь в плохо различимую из-за тусклых светильников фигуру джанга, потом, сообразив, что незнакомец, какие бы вести он ни принес, не мог оказаться здесь один, без сопровождения, схватилась одной рукой за меч, другой — за сигнальную дудку.

— Стой!..

Кевенг прыгнул на чернокожую деву, и тут же затаившиеся в соседнем зале джанги бросились ему на подмогу.

— Гирлиуль, что там у тебя стряслось? — встрево-женно спросила соратница плененной воительницы, появляясь на пороге Углового зала с обнаженным мечом в руках. Ответа она не дождалась и воспользоваться мечом не сумела — двое джангов, укрывшихся по обеим сторонам дверного проема, ринулись на нее, как коршуны на куропатку, и через несколько мгновений еще одна грозная воительница была оглушена и связана.

— Кто бы мог подумать, что эти девки окажутся такими растяпами! А гонору-то, спеси-то сколько было, когда они Тимилату по улицам Ул-Патара сопровождали! «Мы то, мы се!..» — передразнил мефренг Лилитомб.

— Погоди, похваляться будешь, ежели мы без потерь до покоев ай-даны доберемся! — оборвал его Баржурмал.

Рассовав пленниц под кресла, джанги пересекли Угловой зал и оказались в помещении, называемом Пальмовой аллеей. Громадный зал этот, занимающий изрядный кусок второго и третьего этажей, получил такое название из-за колонн, выполненных в виде пальмовых стволов. В дневное время благодаря высоким узким окнам убранство зала поражало великолепием, ночью же тусклые, редкие светильники почти не рассеивали царящий здесь мрак, и мгновенно растворившиеся в нем джанги мысленно вознесли хвалу зодчим, потрудившимся над созданием этого замечательного помещения, как нельзя лучше подходившего для их целей.

Шагая между двумя рядами колонн, Баржурмал ожидал, что из-за них вот-вот выступит чернокожая воительница, и, когда это в самом деле произошло, ничуть не удивился.

— Стой! Кто ты и зачем пришел сюда?

— Зовут меня Баржурмалом. А пришел я сюда, дабы навестить сестру мою Тимилату. Узнаешь меня?

— Сын рабыни?! Ай-дана будет рада, если я притащу. ей твою голову! Дева Ночи вскинула копье с плоским широким наконечником, и тут справа из-за колонн донесся придушенный женский крик, слева что-то звякнуло, затем послышался шум падающего тела.

Воительница метнула копье, от которого Баржурмал без труда уклонился, и схватилась за сигнальную дудочку. «Жаль! — пронеслось в голове яр-дана. — Ах как жаль!» Он взмахнул рукой, и метательный диск вонзился в горло чернокожей стражницы. А мгновением позже панцирь на ней треснул, как скорлупа насаженного на острогу краба, — короткий дротик с узким граненым наконечником, брошенный сильной рукой с близкого расстояния, пробивал любые доспехи.

Баржурмал не замедлил шаг около бездыханного тела и, заметив кровь на топоре одного из присоединившихся к нему джангов, не стал спрашивать, откуда она взялась.

Ибо вслед за острой жалостью, которую он испытал к убитой им воительнице, ощутил столь же сильный прилив ненависти и гнева. Этим чернокожим было не место в его империи, и, придя к власти, он позаботится о том, чтобы, попав в Махаили, они не смели прикасаться к оружию! Наемники, какими бы хорошими они ни были, подобны цепным псам. Им все равно, с кем сражаться. Продавая свой меч, они продают тем самым свою совесть и честь, а поступать с людьми, не имеющими ни того, ни другого, особенно когда в руках их оказывается оружие, должно соответсвующим образом…

Дверь в Красную гостиную была притворена, и, открывая ее, Кевенг постарался, чтобы она не издала ни звука. Заглянув в зал, стены которого были затянуты алой с золотым шитьем тканью, он сделал товарищам знак следовать за собой, не производя ни малейшего шума.

Войдя в Красную гостиную следом за джангами, яр-дан подумал было, что она пуста, но затем, услыхав тихие стоны и всхлипывания, сообразил, что находящаяся справа от них стена является ширмой.

— Любопытные звуки! Что же они мне напоминают? — мечтательно пробормотал Лилитомб, в волнении сжимая рукоять топора и подступая к ширме скорее с изумленным, чем с грозным видом. Опередивший его Кевенг рванул драпировку, и глазам джангов открылись два обнаженных тела, сплетшихся так, что и не разобрать, где головы, где ноги, на сдвинутых креслах, обтянутых темно-красной материей.

— Забавно! — произнес один из джангов, облизываясь. Белое и черное тела задергались, разлепляясь, и Бар-журмал понял, что это женщины: Догадался, почему они так странно лежали, и, мимоходом отметив, что зрелище, несмотря на всю его противоестественность, радует глаз, промолвил: