Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция

— Необязательно, — возразил Эдвардс. — Обычно врачей не ищут на бойне. И не забывайте, что на этой планете существует еще одна разумная раса — создатели этих инструментов, управляемых мыслью. Не может ли так случиться, что ваши врачи принадлежат к этой расе, и ответ на ваш вопрос вообще лежит за пределами культуры колесников?

— Верно, — откликнулся Конвей. — Но здесь местные жители охотно с нами сотрудничают, и я хочу извлечь из этого максимальную пользу. Думаю, надо попросить разрешения отправиться вместе с кем-нибудь из бубликов-путешественников в дальние края. Конечно, может статься, я окажусь третьим лишним и мне в вежливой форме укажут, куда отправляют с такими просьбами, но совершенно очевидно, что в городах и населенных районах врачей нет, и единственный, кому они могут повстречаться, так это путешественник. Ну, а пока, — заключил он, — попробуем отыскать этих разумных существ другой расы.

Двумя днями позже Конвей связался со знакомым Саррешана, который работал на электростанции — ядерном реакторе, показавшимся ему почти обычным домом, так как он был заключен в четыре прочных стены и накрыт крышей. Колесник планировал совершить путешествие вдоль не заселенного участка побережья по окончании текущего рабочего периода, то есть, по оценке Конвея, через пару-тройку дней. Существо звали Камсаюг, и оно не возражало, чтобы Конвей отправился с ним, если тот будет держаться подальше при определенных обстоятельствах. Камсаюг в деталях и без всякого смущения описал «обстоятельства». Он слыхал о «защитниках», но только из вторых или третьих уст. В отличие от врачей Госпиталя они не резали и не сшивали пациентов. Что они делали, точно он не знал, было лишь известно, что очень часто, вместо того, чтобы лечить, они убивали. Это были глупые, медленно передвигающиеся существа, которые по какой-то странной причине обитали рядом с самыми активными и опасными участками побережья.

— Не бойня, майор, а поле боя, — уверенно заявил Конвей. — Можно ожидать, что именно в районе поля боя врачи как раз и окажутся…

Но они не могли ждать, пока Камсаюг пустится в путешествие. Доклады Торннастора, образцы, доставляемые разведывательными кораблями, да и то, что они сами видели невооруженным глазом, не оставляло сомнений в необходимости срочных действий.

Митбол был очень «больной» планетой. Соплеменники Саррешана слишком неосторожно пользовались недавно обнаруженной ими атомной энергией. Они оправдывали это экспансией, которой подвергается их раса, почему она и не может позволить себе теперь постоянную угрозу со стороны крупных наземных чудовищ. Взорвав ряд ядерных устройств в нескольких милях от берега — конечно, позаботившись при этом, чтобы радиоактивные осадки не выпали на их собственные головы, — колесники погубили наземную жизнь на больших пространствах. Теперь они могли создать базы на мертвых землях и проводить там дальнейшие научные исследования и прочие работы.

Их не волновало, что болезни и упадок распространяются по огромным районам внутрь материка. Гигантские живые ковры — переплетения растений и чудовищ были их естественным врагом. Ежегодно ими останавливались и съедались сотни колесников, и теперь колесники просто брали свое.

— Разумны ли эти живые ковры? — повторял Конвей, в то время как их разведывательный корабль раз за разом низко пролетал над районом, пораженным гниением. — Или под этими коврами живут небольшие разумные существа? Как бы то ни было, соплеменники Саррешана должны прекратить швыряться по округе своими мерзкими бомбами!

— Согласен, — произнес Эдвардс. — Но надо сказать им об этом по возможности тактичнее. Вы же понимаете, мы их гости.

— Необязательно быть тактичным, говоря мыслящему существу, чтобы оно прекратило самоубийство!

— Должно быть, у вас были необычайно разумные пациенты, доктор, — сухо сказал Эдвардс. — Если ковры — не просто желудки, переваривающие пищу, а наделены разумом, они должны бы иметь глаза, уши и что-то вроде нервной системы, способной реагировать на внешние раздражители…

— Когда «Декарт» приземлился здесь впервые, реакция была вполне определенной, — подал голос из пилотского кресла Харрисон. — Чудище попыталось нас проглотить! Через несколько минут мы будем пролетать недалеко от места первой посадки. Хотите взглянуть?

— Да, пожалуйста, — попросил Конвей и задумчиво добавил: — Открывать рот — инстинктивная реакция всякой голодной неразумной твари. Но тут какой-то разум присутствовал — ведь управляемый мыслью инструмент как-то проник на корабль.

Они вылетели из зараженного района, и тень от корабля побежала по огромным лоскутам живой зеленой растительности. В отличие от растений, восстанавливающих атмосферу и поглощающих отходы, это были маленькие ростки, которые, казалось, не несли никаких полезных функций. Образцы, которые Конвей исследовал в лаборатории на «Декарте», имели очень длинные тонкие корешки и четыре широких листа. Когда их прикрывали от света, листья плотно сворачивались, обнаруживая свою желтую нижнюю поверхность. И сейчас там, где пробегала тень от корабля, листья скручивались, так что картина напоминала экран осциллографа, по которому движется яркая точка от сигнала.

Где-то в закоулках подсознания у Конвея начала складываться идея, но, когда они подлетели у месту первой посадки и стали кружить над ним, она пропала.

Это был неглубокий кратер с кочковатым дном, и Конвей подумал, что он вовсе не похож на рот. Харрисон спросил, не хотят ли они приземлиться, явно ожидая отрицательного ответа.

— Да! — сказал Конвей.

Они приземлились в центре кратера. Врачи одели тяжелые скафандры для защиты от растений, которые и на суше и на море при чьем-либо приближении защищали себя, выдвигая ядовитые ветки или стреляя смертельно опасными иглами. Поверхность не собиралась раскрываться или глотать их, поэтому врачи вышли наружу, оставив Харрисона в полной готовности быстро взлететь, если она передумает.

Пока они осматривали кратер и ближайшие окрестности, вокруг ничего не произошло, поэтому они установили портативный буровой станок, чтобы взять несколько образцов «кожи» и лежащей под ней ткани. Все разведывательные корабли имели такие устройства, и образцы были собраны уже из сотен мест по всей планете. Но здесь они оказались более чем нетипичными. Пришлось пробурить почти пятьдесят футов сухой волокнистой кожи, и только тогда они дошли до розовой губчатой ткани. Они перенесли установку за пределы кратера и снова включили бур. Здесь кожа была только двадцатифутовой толщины — среднее значение по планете.