Артем Абрамов - Место покоя Моего

Но Кайафа был хорош, очень хорош!..

Все эти вольные размышления привели Петра к простеяькс мысли о том, что он сам преотлично может появиться в доме первосвященника, как известный тому эллин Доментиус, тем более что ему до суда у Пилата делать, по сути, нечего, только дожидаться рассвета в своем доме в Нижнем городе, а потом идти и всемерно утешать мать Марию и учеников. Только в чем утешать? В том-то и штука, что Петр не знал — в чем. Говорить, что не казнят сына и Учителя, — вранье, всем понятное. Нести высокие слова о Вере, которой, как сказал Машиах, они все беременны, — не его это занятие. Успеет он прийти к ним до суда у прокуратора, а пока — переодеться и к Кайафе. И сам оправдал свое решение: Иоанн твердо помнит, что он у первосвященника — человек Доментиуса, а ученик-отличник Кайафа может самостоятельно ненароком и дров наломать, обвинить, например, назаретянина в работе на заговорщи-ков-эллинов…

Вот уж что тайна, то тайна! Только Клэр могла с сомнением предположить здесь эллинский заговор, на самом деле — никаких эллинов нигде не наблюдается, и в Истории они в данном конкретном случае отсутствуют, их сам Петр одушевил и виртуально воплотил в жизнь.

А судят всего лишь провинциального пророка, замахнувшегося на титул Царя. Иначе — богохульника.

В дом к Кайафе Петр в облике эллина прошел беспрепятственно. Времени было — три часа сорок две минуты. Хотите — ночь, хотите — утро.

Кайафа не ложился. Он встретил Доментиуса во всем домашнем, без давешнего парадного кидара с золотой табличкой. Не здороваясь, спросил удивленно:

— Ты откуда? — добавил, не скрывая радости: — Хорошо, что ты здесь…

На вопрос Петр отвечать не стал, сразу перешел к делу:

— Где нацеретянин?

— В пещере под домом… — Почему-то добавил: — Там сухо…

— Да хоть бы и мокро, — усмехнулся недобро Доментиус-Петр.

— Ты с ним встречался?

— Зачем? — удивился Кайафа. — Его уже осудили к смерти. И не его одного. Еще Варавву, зилота, которого захватили воины префекта, и его помощника Ахава, тоже разбойника…

— Не понимаешь ты… — досадливо сказал Петр. — Есть в доме кто-то из твоих людей? Я имею в виду священников, членов Совета.

— Йонатан, мой коэн-саган, в трапезной. С ним — Анан и Йосеф, коэны третьей чреды.

— Они пойдут с тобой к префекту?

— Обязательно.

— Тогда позови их сюда, и пусть приведут нацеретянина. Он должен знать, в чем его обвиняют.

— Одного его? А зилотов?

— Этим-то что объяснять? Их взяли сами римляне и с оружием в руках. Преступление — налицо. Да и о чем с ними говорить? Они пусты, как бой большого тофа. А с нацеретянином не грех и побеседовать. Разве тебе самому это не интересно?

Петр легко услышал быструю мысль: нет, неинтересно. Плюс удивление: а о чем с ним беседовать?.. Но вслух было иное:

— Поговорю, если надо.

— Поговори, Кайафа. Ты должен знать, кого пошлешь на смерть.

— Ты побудешь с нами при допросе?

— Ага, все-таки — допрос, а не беседа. Куда достойнее для первосвященника!.. Петр посмотрел на него, как на отличника, вдруг ответившего ахинеей на простой вопрос.

— Одумайся, Кайафа! Что здесь делать эллину?.. Я подожду там. — Он кивнул на тяжелую красную занавеску, отделяющую зал для гостей от соседней комнаты. Я услышу вас?

— Встань за занавесом, все будет прекрасно слышно.

— Только помни: ты обвиняешь его в присвоении великого титула Царя Иудейского, на который он бесчестно посягнул и повел за собой как воинов-зилотов, так и простых людей. Это уже святотатство. А обещание разрушить Храм и выстроить свой? А осуждение ритуала принесения жертв Богу, который идет от отца вашего Авраама?..

— И никаких эллинов? — хитро улыбаясь, спросил Кайафа.

— Какие эллины? — удивился Петр. — Не вижу никаких эллинов.

— Два замечания, если позволишь, — сказал отличник Кайафа. — Теоретически он имеет право на трон: он по отцу из рода Давидова. И еще. Есть в Законе некоторые места, где говорится о том, что Богу противны жертвы…

— Пустое! — отмахнулся Петр. — Эти места вы все давно и прочно забыли. А что до рода — так Давид жил тысячу лет назад. Сколько у него потомков сегодня бродит по твоей земле? Тоже тысяча? Или больше? А если все они захотят в цари?.. Пустое, Кайафа, — повторил, — вы его уже осудили, так сообщите — за что. И — с Богом! Да, — вспомнил неожиданно, — что это за землетрясение случилось в Иершалаиме? С каких таких пор здесь трясется земля?..

— Бывало и прежде… — пожал плечами Кайафа. — Жертв, насколько мне доложили, нет, только земля за восточной стеной ушла глубоко вниз. Но это не страшно.

— Вот и ладно, — вроде бы успокоился Петр. — Тогда зови своих людей.

И, отодвинув занавеску, оказался в небольшой комнате, явно — в спальне Кайафы. Взял кушеточку, стоявшую у изножья кровати, поставил ее около занавески и прилег в ожидании.

Он хорошо слышал, как сначала пришли священники, как они тихо переговаривались с Кайафой: больше всего их пугала утренняя встреча с Пилатом, которую прокуратор назначил на одиннадцать тридцать утра, ничуть не заботясь о том, что ровно через полчаса наступало время второй молитвы и правоверным — а священникам тем более! — следовало бы помолиться Господу. Хотя бы за то, чтоб он простил их, нарушающих традицию не проливать человеческую кровь в неделю Песаха. Петр полагал, что прокуратор сделал это ненамеренно. Вряд ли он вспомнил о времени какой-то еврейской молитвы. И уж тем более не слыхал о чуде, когда Бог отвел руку Авраама с ножом, занесенным над сыном его Исааком. Пилат, как известно, Тору даже в руках не держал.

Кайафа помощников успокаивал, но Петр чувствовал, что сам он не был уверен в том, что вредный Пилат утвердит решение суда, От Пилата, ненавидящего Кайафу, ждать можно было любой пакости. К примеру, помилования назаретянина. И опять Петр чувствовал — Кайафа не Иешуа, мысли его читались легко! — что первосвященник не слишком волновался. Ну, помилует и помилует. Доментиус же заявил прошлый раз: Пилат — не его, не Кайафы, проблема. Сам пусть и расхлебывает. Как ни забавно, но первосвященник по-прежнему не слишком верил в опасность для себя и Храма от какого-то галилейского Машиаха. Принял это как должное, а все должное для него — почти закон.

Да, еще вопрос — к месту: где Иоанн? Не спросил у Кайафы, а уже поздно. Сейчас приведут Иешуа. Жаль, лучше бы Иоанн был рядом…

Но и впрямь было поздно: Иешуа привели.

Петр услыхал, как он вошел и ясно, без какого-либо малейшего страха, произнес:

— Мир тебе, коэн-гадол Кайафа. Мир и тебе, коэн-саган Йонатан. Мир и вам, коэны Анан и Йосеф.