Александр Шалимов - Охотники за динозаврами

— Инопланетяне? — улыбнулся Цезарь.

— Иронизируете? А я не исключаю даже этого. Впрочем, инопланетяне они или нет, у них обязательно должны быть земные базы и вполне земные сообщники. Непосредственно перед исчезновением Венуса в Лондоне ограблены два банка, а может быть, три…

— Не улавливаю связи, — пожал плечами Цезарь.

— Именно тогда по ночам над Лондоном появлялись эти аппараты. Это данные радарных станций.

— Вы подозреваете кого‑нибудь?

— Да… Многих… В моем представлении, сэр, все люди делятся на две категории — пойманные с поличным и те, кого еще не поймали.

Цезарь снова не смог удержать улыбки:

— Интересно, к какой категории вы относите меня, мистер Бриджмен.

— Мы с вами, сэр, входим в немногочисленную межкатегорийную прослойку. Наши “внеземные” интересы гарантируют нам алиби в любом из земных дел… Я читал ваши статьи о палеоконтактах и комментарий к сакральным тибетским текстам добуддийской религии “бон”. Вы тоже верите в “инопланетных братьев”, в “космическую эстафету разума”, в могучих “друзей доброты и добродетели”, которые появлялись на Земле в незапамятные времена…

Расставшись с Бриджменом, Цезарь задумался: “Ясно, что Стив и Тибб изрядно “наследили” и тут, в Лондоне, и, вероятно, в иных местах. Что известно Бриджмену? Он, конечно, приоткрыл далеко не все карты… Упоминание о “земных базах” и “земных сообщниках” могло быть намеком. Надо быстрее предупредить Тибба Линстера”.

Погруженный в размышления, Цезарь покинул массивное серое здание банка на Кэннон–стрит и в сопровождении Суонга поехал в картинную галерею Тейт, где его ждала Райя.

Узнав, что Феликс Крукс возвратился в Нью–Йорк, Пэнки приказал секретарю немедленно соединить его с адвокатом. Однако в конторе — на тридцать восьмом этаже башни Эмпайра — Крукса не оказалось.

— Господин Крукс болен, находится у себя дома, — доложил через минуту секретарь.

— Так позвоните домой.

— Домашний телефон не отвечает.

— Звоните, черт побери, пока кто‑нибудь не поднимет трубку.

Лишь спустя час яйцеголовый секретарь сообщил, что Крукс у телефона.

Пэнки схватил трубку:

— Феликс?

— Эт‑то я… — послышалось в ответ.

— С благополучным возвращением. Какие новости?

— Я б–болен.

— Что‑нибудь серьезное? Почему заикаетесь?

— Н–ничего особенного. Н–нервное.

— Тогда приезжайте, нам надо поговорить.

— С–сейчас никак не м–могу.

— Хотите, приеду к вам?

— Н–не хочу…

Пэнки в недоумении опустил трубку: “С Феликсом определенно что‑то случилось. Он никогда не вел себя так”.

В трубке послышался шелест, Пэнки снова приблизил ее к уху. С трудом разбирал бормотание Крукса:

— В–вы не с–сердитесь, Алоиз. Д–доктор сказал: п–полный покой д–ва–три д–дня.

— Сделаем так, — решил Пэнки, — сегодня четверг, встретимся в воскресенье. Сможете — приезжайте ко мне, или я навещу вас дома.

— К–куда к вам? — простонала трубка.

— Тоже домой. Живу в Квинсе, на берегу океана.

— 3–знаю…

— Значит, у меня. Когда вас ждать?

— В в–воскресенье? П–попозже…

— Договорились! В воскресенье, в четыре после полудня. Поправляйтесь, Феликс.

Пэнки швырнул трубку на аппарат и потянулся за лекарством. “Крукс тоже сдает… Впрочем, понятно, лет ему ненамного меньше, чем мне. Напрасно уговорил его ехать. Ничего он, конечно, не сделал… Всем, ну абсолютно всем надо заниматься самому”.

В воскресенье после полудня мистер Алоиз Пэнки прохаживался в палисаднике перед своим домом, когда за решетчатой оградой затормозила машина Крукса. Шаркая по гравию, Пэнки направился к калитке. Крукс уже вылезал из машины. Вид адвоката поразил Пэнки. Крукс сильно похудел, кожа на лице имела нездоровый землисто–серый оттенок, щеки обвисли. Он опирался на палку и едва ответил на рукопожатие. Глаза его тревожно бегали по сторонам; он избегал встречаться взглядом с Пэнки. От подвижного розовощекого сангвиника–толстяка Феликса ничего не осталось.

Войдя в палисадник, он остановился, поджидая, пока Пэнки закроет калитку. Ни яркая зелень газонов, ни куртины зимних цветов и вечнозеленых кустарников, ни сам коттедж, напоминающий старинный замок, с узкими окнами–бойницами и готическими башенками на высокой крыше, не привлекли его внимания.

— Там за домом у меня еще сад и причал на берегу, — сказал Пэнки, справившись наконец с замком калитки, — и еще, — он старчески пожевал бледными губами, — и еще кое‑что…

Крукс кивнул равнодушно.

Они прошли в дом. В большом мрачноватом холле, украшенном рыцарскими доспехами и старинным оружием, молчаливый широкоплечий атлет с бесцветными волосами помог Круксу раздеться. Потом, когда они с Пэнки устроились в креслах у горящего камина в кабинете, другой атлет — бритоголовый — принес поднос с кофе, фруктами и бутылкой французского коньяка. Поставив поднос на низкий мраморный столик, он молча удалился.

Пэнки откинулся в кресле и, протянув худые ноги в меховых домашних туфлях к каминной решетке, прикрыл глаза.

— Люблю огонь настоящего камина, особенно зимой, — сказал он со вздохом, — никакая электроника не заменит тепла и аромата горящих дубовых поленьев.

Крукс не ответил. Пэнки глянул на него из‑под полуопущенных век. Взгляд адвоката тревожно бегал по кабинету. От внимания Пэнки не укрылось, что Феликс вздрогнул, заметив фигуру рыцаря в полном боевом облачении, которая поблескивала в полумраке между книжными шкафами.

— Ну расскажите же, Феликс, о вашей поездке, — сказал Пэнки, выпрямляясь и протягивая руку к бутылке с коньяком. — Как там Цезарь и прекрасная Райя, что у них нового, кого еще вам удалось повидать?

— Нет–нет, мне не н–наливайте, — Крукс прикрыл рюмку дрожащей рукой. — Мне теперь н–нельзя…

— Побойтесь бога, Феликс, это французский коньяк экстра–класса. Вы такой не часто пробовали. Уберите руку.

Не обращая внимания на вялое сопротивление Крукса, Пэнки налил коньяк в обе рюмки.

— Такой коньяк никогда и никому не противопоказан, — продолжал он. — Подогрейте рюмку в ладони, Феликс, и выпьем за ваше здоровье. Ну, а теперь рассказывайте.

— Как мы условились, я п–побывал в Сингапуре, потом в Рангуне и н–на Цейлоне. Сначала в К–Коломбо, потом в К–Канди у Цезаря.

— Ну и?..

— Понимаете, Алоиз… В Сингапуре я н–ничего не добился. Там они п–передрались и сейчас сидят тихо. К–кажется, клан Ангбинхоай понес большие потери. Говорят, что звезды перестали б–благоприятствовать им…

— Слышал такое и в Японии… — кивнул Пэнки.