Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры

Только теперь Цыпф осознал, что трясут его уже не подземные удары и не порывы бури, а чьи-то сильные руки.

– Вставай! – орал ему прямо в ухо Артем, ничуть не изменившийся после того памятного случая у города Сан-Хуан-де-Артеза. – Вставай!

У Цыпфа уже не было сил ни удивляться, ни радоваться, ни даже говорить. Вокруг гибли миры – то, что прежде было Нейтральной зоной, теперь можно было ладошкой прикрыть, – и его собственная жизнь уже ничего не могла значить в этом разгуле космических стихий.

Оставив его в покое, Артем принялся поочередно трясти Смыкова, Зяблика и Толгая, но с тем же результатом. Зато Верка, живучая, как кошка, и Лилечка, великая жизнелюбка, опомнившись от пережитого ужаса, затараторили наперебой, одна писклявым голоском, другая сиплым.

Пискляво:

– Ой, это вы, дядя Тема?

Сипло:

– Вот уж кого не ждали!

Пискляво, но не без гордости:

– А мы тут такого натерпелись, такого… Даже аккордеон мой не помог.

Сипло, но не без кокетства:

– Что верно, то верно. Сто раз с Жизнью прощались. У вас закурить случайно не найдется?

Пришлось Артему перебить их:

– Об этом лучше потом. Что с вами случилось? Почему вы все лежите как бревна?

– Помираем, дядя Тема, – пожаловалась Лилечка.

– Это правда? – он перевел взгляд на Верку.

– Правда, – она оттянула ворот рубахи, чтобы видны были черные трупные пятна на шее. – Хватанули здесь какой-то заразы. А может, излучение виновато или еще что-нибудь…

– У всех так?

– У всех. А у Толгая особенно. Боюсь, как бы он совсем не дошел.

– Что с Зябликом?

– Сначала ему было даже получше, чем другим. Эдемское зелье выручало… А когда он его остатки на всех разделил, то и сам свалился.

– Действует зелье, значит?

– Не то слово…

– Тогда, возможно, я смогу вам помочь. – Из кожаного кошеля, который он всегда носил на поясе, Артем извлек горсть чего-то похожего на грубо смолотый и не до конца высушенный самосад. – Пользуйтесь, не стесняйтесь. Хватит на всех. Это, так сказать, сырец, так что в дозах можно не стесняться…

– Вы все же добрались до Эдема? – воскликнула Лилечка.

– Добрался, но кружным путем. Через мир варнаков.

– Мы там тоже были. Страшно, как в преисподней!

– Вот как! – Артем не мог скрыть удивления. – Интересно… Но об этом тоже потом. Надо торопиться, пока внимание Незримого отвлечено.

– Кого? – переспросила Лилечка.

– Все потом. Лучше помоги мне.

Женщины первыми отведали подозрительного крошева, противного на вкус, как перепревшее сено, но действительно отдававшего ароматом бдолаха, а затем принялись чуть ли не силой кормить им своих впавших в прострацию спутников. Верка при этом приговаривала:

– Жуйте, зайчики… Жуйте, если жить хотите. Это, конечно, не крем-брюле, зато от всех хворей спасает.

Убедившись, что полумертвые мужчины уже утратили интерес ко всему на свете, в том числе и к собственному спасению, Верка занялась индивидуальной обработкой.

– Лева, открой ротик. Ты что, помирать собрался? А не рано ли? А кто все книжки на свете прочитает, кто во всех эдемских тайнах разберется, кто за Лилечкой ухаживать будет? Глотай, миленький, глотай, запить нечем, ты уж извини… А ты, Зяблик, особого приглашения ждешь? Смотреть на тебя стыдно! Еще мужиком называешься! Каждую минуту аггелы могут появиться, а ты как баба рязанская разлегся. Жри, кому говорят! Не плюйся, а не то по роже заеду! Сразу очухаешься! Жри, мать твою раком… С комприветом, Смыков. Почему от коллектива отрываешься? Все едят травку, а ты чем лучше? Раскис. Сломался. А еще коммуняка! А еще мент! Присягу давал? Как там сказано: стойко переносить все трудности и лишения. Ну-ка, соберись! Помнишь, как пел: «Это есть наш последний и решительный бой»? Дулю тебе в нос, а не решительный бой. На словах вы все горазды. Не кусайся, не кусайся. Ну вот, пошло. Ты глотай, глотай…

Сложнее всех обстояло дело с Толгаем. Снадобье, которое Верка заталкивала ему в рот, вываливалось обратно, даже не смоченное слюной. Сын степей не мог или не хотел сделать глотательное движение. Изрядно намучившись, Верка принялась что-то жарко шептать ему на ухо. В глазах Толгая, уже давно подернувшихся дымкой смертной тоски, появилось осмысленное выражение.

– Дереслек? – прошептал он запекшимися губами. – Правда? Не обманешь?

– Вот тебе крест! – Верка обнесла щепотью свой лоб, живот и груди. – Как до ближайшего кустика доберемся, так и сладится. Только для этого сначала надо травки пожевать. Как бычок будешь… Вот молодец, вот послушный мальчик…

– Скорее, – нетерпеливо сказал Артем. – Иначе нам придется добираться до Эдема через мир варнаков.

– Лучше не надо! – испугалась Лилечка.

– Ты как?

– Нормально.

– Идти можешь?

– Попробую.

– Тогда бери аккордеон – и вперед.

– Одна? – Лилечка испугалась еще больше.

– Нет, со мной, – Артем без видимого усилия взвалил на одно плечо Зяблика, на другое Смыкова и обратился к Верке: – Побудьте пока здесь. Я скоро вернусь за вами.

– Уж постарайтесь, – Верка покосилась на светившийся призрак, за это время успевший вырасти почти вдвое. – Мне такая компания что-то не нравится. Этот, как вы его назвали… Незримый… он хоть живой?

– Еще как! Но то, что вы видите сейчас, это даже не тень его, а тень тени. Истинная же его сущность как бы размазана в бесконечном количестве миров.

– Обалдеть!

Артем, пригибаясь под своей нелегкой ношей, двинулся вслед за Лилечкой, которая бочком-бочком, еле-еле, но уже осилила шагов двадцать из той сотни, что в реальном, не искаженном пространстве отделяло их от Эдема.

С противоположной же стороны происходило явление, обратное тому, которое четверть часа назад доказало людям, что в этом мире уязвимы и бренны не только их слабые тела, но и такая важнейшая форма бытия материи, как пространство. Пределы Нейтральной зоны начали медленно раздвигаться в стороны, оттесняя помутневшие, словно подернувшиеся зыбью, пейзажи Лимпопо влево, а Трехградья – вправо. Свинцовая глыба неба тоже поплыла вверх, потянув за собой примятые горы и расплющенные холмы. Картина была до того нереальная и жутковатая, что Верка, относившаяся к религии не то чтобы равнодушно, а даже похабно, опять перекрестилась.

Цыпф поднял голову, тупо глянул на Верку и брякнул ни к селу ни к городу:

– Приимшие на сем свете веселье и раздолье на оном муки приимут…

– Типун тебе на язык! – зашипела на него Верка. – Ты на что это намекаешь?

– А на то, что самая шустрая вошка первая на гребенку попадает, – изрек Лева опять некстати и после этого ткнулся лицом в песок.

Нейтральная зона уже приняла свой прежний вид, и ничто в ней сейчас не шевелилось, не буянило и не ходило ходуном. Тишь да гладь простиралась вплоть до самого горизонта. Призрак постепенно бледнел, сверху вниз по нему прокатывались синие и багровые волны. Верка так засмотрелась на это зрелище, что не заметила, как вернулся Артем.