Микаэль Юрт - Ученик

Он сам участвовал в захвате, но ничего особенно существенного рассказать не мог. Все произошло очень быстро. Им хотелось вывести объект из квартиры как можно скорее. Вообще-то все прошло, как ожидалось, единственным упущением стало то, что Свенссону явно удалось бросить компьютер в стену и таким образом разломать его. Ральфа отвезли в следственный изолятор и, насколько знал полицейский, еще не допрашивали.

Себастиан секунду обдумывал, не попробовать ли ему организовать собственный допрос Ральфа, но выбросил это из головы. Никто не получит доступ к арестованному без непосредственного одобрения Торкеля, такова практика. Вероятность того, что Торкель согласится на отдельную встречу для Себастиана, была равна нулю.

Вместо этого он взял такси и отправился в Вестерторп. При небольшом везении он сумеет, по крайней мере, добиться доступа в квартиру и, возможно, что-нибудь найти. Перед домом стояла полицейская машина, но входная дверь не охранялась. Себастиан поднялся по лестнице, однако его остановил стоявший при входе на этаж здоровый полицейский и спросил, куда он направляется.

Потребовались просьбы и уговоры, но через некоторое время в дверях квартиры появилась Урсула в белой защитной одежде. Она посмотрела на Себастиана с удивлением.

– Что ты здесь делаешь?

– Я подумал, что мне разрешат зайти и немного посмотреть. Если ты уже закончила?

Она покачала головой.

– Я даже не знаю, каков теперь твой статус в расследовании. Ты по-прежнему участвуешь?

Себастиан пожал плечами.

– Не знаю, – честно ответил он, разговаривать с Урсулой иначе не имело смысла. – Но мое самое заветное желание раскрыть это дело, ты же знаешь. Я просто придерживаюсь другой точки зрения на то, как это надо делать.

– У тебя, как правило, на все есть своя точка зрения, это нам известно, но обычно ты действуешь лучше. Намного лучше.

– Сожалею.

– Твоей вины тут нет. Нам следовало выставить тебя, как только обнаружилась твоя связь с жертвами, – сухо сказала она.

– Можно мне войти? Я обычно вижу вещи, которые могут пригодиться. Я обещаю ничего не трогать.

Она посмотрела на него. Что-то в Себастиане показалось ей очень трогательным. За это время он утратил обычно имевшуюся у него небольшую точку опоры и безнадежно упал в их глазах. Таким слабым она его еще никогда не видела. Она попыталась заглянуть в его усталые глаза, хотела видеть их.

– Если ты ответишь мне на один вопрос.

– Какой же?

– Входи.

Она кивком попросила полицейского отодвинуться и впустила Себастиана в квартиру. Там было светло и очень мало мебели. Налево находилась кухня, которой, казалось, пользовались редко. Направо, за прихожей, располагалась гостиная, меблировка состояла только из дивана и большого стола. На столе фонарик. Повсюду большие напольные лампы. Вся квартира производила крайне педантичное впечатление, будто в ней вовсе не жили. Было жарко – в основном из-за отсутствия занавесок и жалюзи, отчего солнце светило прямо в квартиру. Себастиан прошел следом за Урсулой в спальню.

– За вещами он, во всяком случае, следил тщательно. Все лежит в идеальном порядке.

Она выдвинула верхний ящик комода и показала стопку сложенных голубых ночных рубашек. Рядом открытые упаковки нейлоновых чулок.

– Правда, мерзко?

Он кивнул в ответ.

– Если заглянешь сюда, тебе станет плохо, – продолжила Урсула.

Она указала на дверь, которая, казалось, вела в гардеробную или в маленький чулан. Себастиан двинулся туда.

– Надень бахилы.

Она протянула ему несколько пластикатовых бахил. Он взял их, наклонился и начал натягивать их на черные ботинки. Она протянула ему пару стерильных перчаток.

– Надень их тоже.

Себастиан с благодарностью взял перчатки.

– Что у тебя за вопрос?

– Зачем ты спал с моей сестрой?

Он посмотрел на нее с удивлением. Он мог бы сто лет гадать, о чем она хочет у него спросить, но до этого не додумался бы точно.

– Меня это всегда интересовало, – добавила она.

Барбру. Так давно. Зачем? Что ему отвечать? Что он может ответить? Ничего. Он покачал головой.

– Наверное, я не смогу ответить.

Урсула кивнула про себя.

– Ладно. Я просто пытаюсь найти способ тебя простить.

– Зачем?

– Потому что мне кажется, что тебе это нужно.

Их взгляды встретились. Замкнулись друг на друге. Она хорошо его знала. Урсула незамедлительно прервала это мгновение, всплеснув руками.

– Впрочем, я могу ошибаться, – непринужденно произнесла она. – Осматривай, если хочешь.

Она развернулась и ушла обратно на кухню. Себастиан остался стоять. Посмотрел ей вслед, не зная, что ответить. Что ни скажи, он обидит ее. А этого ему не хотелось.

Он открыл указанную Урсулой дверь. Помещение оказалось маленьким. Вдоль одной стены скамья с принтером. Коробки с фотобумагой. На стене мазонитовая доска. Себастиан подошел к ней. На доске висели четыре пачки фотографий, каждая со своим зажимом для бумаги. Над ними тушью написаны цифры – 1, 2, 3, 4 – и обведены кружками. Подойдя поближе, Себастиан увидел, что изображено на снимках. Его женщины. Все четыре. Перепуганные. Сфотографированные в ракурсе, который лучше всего описать, как ракурс Господа Бога. Фотограф смотрел на них сверху. Управлял ими. Себастиан надел перчатки и снял пачку, висевшую под тройкой. Катарина Гранлунд. Обнаженная и плачущая на первом снимке. Мертвая, уставившаяся прямо перед собой на последнем. Он пролистал другие пачки тоже. Пролистал быстро. Не хотел застревать на деталях. Последний снимок каждой серии был одинаковым. Нож, перерезавший им горло. Себастиану стало плохо. Захотелось убежать оттуда как можно дальше. Будто его бегство могло сделать преступления несостоявшимися. Но он остался на месте. Повесил снимки обратно. Отвел взгляд. Услышал Урсулу на кухне. Она была права. Но вместе с тем заблуждается. Как он когда-нибудь сможет получить прощение? После этих снимков.

Он вернулся в спальню. В основном для того, чтобы уйти от этого ужаса. Маленькая спальня соответствовала по стилю остальной квартире. Единственным отличием была светлая, аккуратно застеленная односпальная кровать. Так же много напольных ламп. Фонарь на прикроватном столике. Так же светло. Однако после фотографий на стене этот свет воспринимался как ложь. Эта квартира была самой темной из всех, где ему доводилось бывать. Он заглянул в единственный платяной шкаф. Здесь в ряд висело несколько хорошо отглаженных рубашек и брюк. Под ними в проволочных корзинах, в военном порядке, лежали батарейки и фонари. В корзинах нижнего яруса – носки и трусы.

Ральф Свенссон ценил фонари больше нижнего белья. Наличие у него невроза навязчивых состояний не вызывало никаких сомнений. Вопрос состоял в основном в том, сколько диагнозов ему можно поставить. Если кому-нибудь вообще захочется этим заниматься. Себастиана, по крайней мере, это больше не волновало.