Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы - Марк Михайлович Вевиоровский
– И что?
– Меня это … Меня это беспокоит. Объясни, что тебя мучает.
– Я сама себя иногда не понимаю …
– Давай вдвоем – может, разберемся?
– Или еще больше запутаемся …
– Ты целуешься … Все хорошо … А потом вдруг словно мертвая, я даже пугаюсь … Я что-нибудь не так делаю? Скажи, неужели мы не можем понять друг друга? И ты, и Олег стали мне совсем родные … Ты мне очень дорога …
– И ты мне … Но я боюсь …
– Меня?! Разве я могу сделать что-то плохое для тебя?
– Не сердись … и не обижайся на меня … Я боюсь такого быстрого сближения …
– И поэтому стоит мне дотронуться до тебя … ты вся сжимаешься? Только поэтому?
– Да … Прости меня … Я не хочу обижать тебя, но …
Рыбачков повернул Дзюбановскую к себе, обнял и поцеловал.
– Можно мне немножко … похулиганить? Словами, словами!
– Как это? Попробуй…
– Значит, ты боишься, что я тебя разложу, использую … и брошу?
– Фу, как ты … Но в смысле …
– Тогда давай так. Когда твои груди захотят, чтобы я взял их в руки, то ты сама …
Даже в полумраке было заметно, что Дзюбановская смутилась и покраснела. Но она взяла его голову в руки, посмотрела в глаза и поцеловала.
– И пока ты не созреешь … я не проявлю инициативы … Это тебе в наказание за то, что ты мне не веришь.
– Милый Толя, я верю тебе, но … уж такая я есть …
– Не озябла? А то пойдем в тепло.
Свободная комната нашлась и они устроились на диване. Рыбачков обнял ее за плечи, притянул к себе. Их губы слились. Анатолий гладил ее плечи, руки и не делал попыток перейти дальше.
– Толя, не дури! – тихо шепнула Лера, взяла его руку и положила себе на талию. Его рука ласково коснулась ее тела, продвинулась к спине, обняла ее. Ее теплое тело чутко отзывалось на каждое его прикосновение, выгибалось под его рукой.
Они целовались, Лера обнимала его, руки его путешествовали по ее спине и ласкали ее, она прижималась к нему и ни разу не замерла, каменея …
ДИНА ПРОЩАЕТСЯ С ПАЦИЕНТКАМИ
– Дина Егоровна, вы едете? Автобус сейчас отходит.
– Автобус? Но я же не могу уехать, не попрощавшись на ночь с моими пациентками.
– Да? Но на это вам понадобиться много времени…
Диана переходила из палаты в палату.
Поправить одеяло, сказать несколько слов, пощупать пульс …
Как были рады этим столь незначительным знакам внимания эти женщины! И какими бы короткими не были эти визиты, Диана задержалась надолго. И когда она освободилась, автобус давно ушел.
– Вот вам ключ, Дина Егоровна, – сказал ей дежурный. – Устраивайтесь на ночь.
– Я хочу позвонить … мужу.
– Это вряд ли – нас не соединяют с телефонами центра.
Дина набрала номер.
– Утечкина. Соедините меня, пожалуйста, с Худобиным. Да, домашний.
– Ле-ва? Это я. Я задержалась, а автобус уже ушел.
– Да, конечно, только это тебе час ехать сюда, а потом еще час обратно. А сейчас …
– Еще как! Ладно? Я тебя целую.
БАНЯ У МИХЕИЧА. ОБЪЯВЛЕНИЕ НА ДВЕРИ
На дорожке около корпуса рядом со следами детских санок появились глубокие следы колес инвалидной коляски.
На стеклянной двери, где так и остался неснятым рукописный плакат «Сегодня праздник у девчат – сегодня будут танцы!», появилось новое объявление. У него задерживались, его обсуждали.
В цветной рамочке на стекле висел список кинофильмов, рядом лежала стопка отпечатанных перечней и стояла пустая трехлитровая банка.
Объявление предлагало пометить на листке последовательность, в которой вы бы хотели смотреть эти фильмы, и опустить листок в банку.
Перечень почему-то начинался с буквы «С» – «Серенада солнечной долины», «Сказание о земле Сибирской», «Сережа», «Скандал в Клошмерле», «Самая красивая», «Свадьба с приданым», «Свинарка и пастух», «Светлый путь», «Сестра его дворецкого», а потом шло «Падение Берлина», «Подвиг разведчика», «Пятнадцатилетний капитан», «Похитители велосипедов» и целых два поезда – «Поезд идет на Восток» и «Поезд милосердия» …
Перечень занимал две страницы и около него задерживались надолго.
ВОЛОЖАНИН ПРИШЕЛ ИЗВИНЯТЬСЯ
Утром после завтрака и короткой прогулки она занималась с ребятишками упражнениями на координацию движений. Мальчики сидели перед ней на стульчиках и ловили маленькие мячики.
Неслышно вошел Воложанин, Даша краем глаза увидела его и опустила глаза. Она сидела на низеньком детском стульчике, полы халата ее разошлись, а короткая юбка поднялась так высоко, что еще чуть-чуть – и будут видны резинки на чулках. Даша начала краснеть, не решаясь оправить платье, но тут ребятишки выручили ее.
Они вскочили со своих мест, окружили Воложанина.
– Здравствуй, дядя Юра! Поиграй с нами!
– Здравствуйте, Дарья Федоровна …
– Здравствуйте, Юрий Николаевич …
– Я пришел извиниться за вчерашнее … Я был непозволительно резок с вами и прошу вас простить меня, Дарья Федоровна …
– А я вовсе и не сержусь на вас, Юрий Николаевич. – опять не по правилам неожиданно для себя самой ответила Даша. – Только, пожалуйста, больше так не делайте.
Она покраснела от своей неловкой попытки отругать его.
– Если вы не будете … так замерзать, Дарья Федоровна …
– Я учту … и постараюсь, – она еще больше покраснела и рассердилась на него за это. – Идите, Юрий Николаевич, мне нужно заниматься с мальчиками.
– Я уезжаю на денек, Дарья Федоровна. До свидания.
– До свидания, Юрий Николаевич. Успеха вам, – постаралась как можно сдержаннее попрощаться с ним Даша.
ДЕТАЛИ от ДЕРЕНДЯЕВА
– Анатолий Иванович, здравствуйте!
– Добрый день, Лена.
– Я привезла детали от Дерендяева. Пять штук – одну лишнюю на всякий случай. Сделали все на совесть. Завтра начинаем монтаж. Заглянете?
– Обязательно! Рад за вас и поздравляю. Мороз, эта шапка – вам очень идет.
– Спасибо, Анатолий Иванович … А у меня к вам … разговор.
– Если хотите – погуляем и поговорим?
– Да, я вас специально подкараулила …
– Ну и прелестно – погуляю с такой дамой!
Свиридов взял Лену под руку и они медленно пошли по дорожке в сторону от здания.
– Вы меня учили … что дело есть дело, и его надо делать хорошо. Мне трудно начать … разговор об интимных вещах … Но я думаю, что это важно …
Лена помолчала и собравшись с духом начала.
– Я была в здании интерната, смотрела, что там варят мужики Михеича. Мои
