Владимир Немцов - Последний полустанок

Мейсон пожимал плечами и говорил, что ему трудно понять, почему в социалистическом обществе до сих пор существует тяжелый женский труд.

— Ведь она с лопатой. Она дорожный рабочий. А вы говорите о всеобщем среднем образовании.

— Не только говорим, — поправил его Набатников, — а оно у нас действительно всеобщее и обязательное. Теперь о данном конкретном случае. Пусть она вам скажет, почему у нее в руках лопата, а, к примеру, не пишущая машинка?

Не зная биографии этой женщины, Набатников мог рассказать ее довольно точно. Рано вышла замуж, специальности не было, работала в колхозе. Началась война, муж погиб на фронте, деревню сожгли, дети умерли еще маленькими, других родственников растеряла. Куда деваться? Предложили поехать на Кавказ, где потеплее. Рабочей силы не хватало, а дороги надо восстанавливать. Вот и все.

— А почему она потом не училась? — спросил Мейсон, когда предполагаемая Набатниковым биография почти оказалась точной.

— В сорок лет? Не каждому это удается.

— Но все-таки женщина с лопатой, с тачкой — это стыдно, — не унимался Мейсон.

— Очень стыдно! — согласился Набатников. — Но этого скоро не будет. А у вас? Я не говорю уже о ваших колониях. Мне хотелось только спросить: многие ли ваши женщины потеряли мужей во время их кратковременной прогулки по Европе? Много ли бомб упало на ваши города и селения?

Набатников прекрасно относился к Мейсону. Это деловой человек, предприниматель и в то же время талантливый конструктор. В какой-то мере он патриот, его заботят судьбы своего парода. Он много ездил, видел мир. Видел униженных женщин Гарлема, женщин и детей на табачных плантациях Юга. Видел толпы безработных женщин на улицах Парижа, Вены, Токио. Видел побои, издевательства над женщиной, полное ее бесправие и нищету. Все это казалось обычным, и никто не показывал ему пальцем: смотрите, мол, что на свете делается. Однако стоило лишь ему переехать нашу границу, как взгляд его обострился, он искал подтверждения тому, о чем прожужжали уши продажные газетчики и лицемеры, те, что ездили по нашей стране со слезами умиления, а вернувшись домой, рассказывали всякие грязные небылицы. И вдруг знакомый факт: женщина — дорожный рабочий. Стыдно? Да, именно, нам стыдно, что не искоренили мы еще породу равнодушных деляг-хозяйственников, которые никак не могут отказаться от практики военных и послевоенных лет. Только не Мейсону на это указывать, не шведам, не швейцарцам, никому, кто в те годы спокойно спал или наживался на людском несчастье…

«А все-таки надо что-то делать, — подумал Набатников. — Задача самая главная».

— Если не очень торопитесь, — обратился он к попутчице, — то задержитесь здесь на часок. Увидите кое-что интересное.

Женщина смущенно согласилась. В данном случае Бабкин ничего не мог возразить. Вполне вероятно, что она никогда не бывала на открытии электростанции. Но тащить с собой Мейсона, как это сделал Набатников, по меньшей мере неудобно.

Вот и колхоз. Десятка три домиков, прилепившихся на склоне, точно ракушки. Пустынная улица — люди еще не приходили с работы. Нет и намека, что ожидается торжество. Лишь свежевыструганные столбы и блестящие, не успевшие потемнеть провода подсказывали, что все готово для пуска электростанции.

«Но где же она сама? — недоумевал Тимофей. — Где ее здание? Неужели и движок и генератор смогут разместиться вон в той будке, вроде газетного киоска? Очень странно, что от нее тянутся провода. Может быть, это трансформаторная подстанция? Нет, не похоже…»

Бабкин решал техническую задачу, которая его уже начинала заинтересовывать. А Набатников как ни в чем не бывало осмотрел будку, где стоял пустой толстостенный цилиндр, сказал несколько одобрительных слов председателю колхоза и просил его распорядиться, чтобы убрали камни с соседней луговины.

— Так, на всякий случай, Симон Артемович, — пояснил он, заметив недоумение старика.

О председателе колхоза Симоне Артемовиче Соселия, бодром старике в коричневой черкеске, Бабкин знал только понаслышке, да и то из Димкиных рассказов, но сразу же догадался, что рядом с ним стоит не кто иной, как тракторист Горобец, один из тех, кому Бабкин обязан был своим спасением.

Пользуясь случаем, Тимофей горячо поблагодарил его и тем самым вогнал парня в краску. Чтобы скрыть смущение, Горобец спросил, не видно ли внизу на дороге грузовика с движком и генератором.

— Профессор говорил, що зараз и, свет буде… А як же? — И Горобец начал доказывать, что электростанцию надо еще установить, смонтировать, наладить, что дело тут пахнет не часами, а днями, — короче говоря, мороки хватит.

Тимофей лишь понимающе кивал головой, но ничего путного сказать не мог. Видимо, у Афанасия Гавриловича какие-то свои планы. Может быть, электростанция передвижная, смонтирована в машине? А скорее всего он достал курбатовскую ткань.

Но где же тогда аккумуляторы, чтобы вечером свет горел? — спросил Тимофей у Горобца. И выяснил, что никаких аккумуляторов не привозили, а сегодня приезжали техники и поставили в кустах маленькую радиостанцию.

Тимофей не смог сдержать любопытства:

— Где она? — И поспешил к выгону, куда указал Горобец.

Выгон почему-то был огорожен веревками, подвешенными на кольях. Может быть, здесь пасутся козы?

Подлезая под веревку, чтобы посмотреть радиостанцию, Тимофей подумал: «А не хочет ли Набатников попробовать передать энергию на расстояние без всяких проводов? Место здесь открытое, ровное. Поставь радиопрожектор на башню института — и передавай». Однако, оглянувшись, Тимофей сразу же отбросил эту догадку. Башня была далеко за горами. Прямой видимости нет.

Да и кроме того, антенна радиостанции, которую он уже заметил в кустах, никак не подходила для этой цели. Обыкновенный стальной прутик.

— Назад! Назад! — вдруг закричал Набатников и замахал руками, будто случилось что-то необыкновенное.

Тимофей даже обиделся. Не видел он полевой радиостанции! Подумаешь, секрет! Не с такими вещами приходилось дело иметь. Не спеша, вразвалочку Тимофей пошел обратно.

Но Афанасий Гаврилович почему-то рассердился всерьез, подбежал к Тимофею и больно схватил за руку:

— Вы будете слушаться или нет?

Над головой что-то прошелестело. Бабкин невольно поднял глаза.

Серебряная острокрылая птица пронеслась мимо, коснулась земли и заскользила по траве.

Набатников проводил ее глазами и шутливо ударил Тимофея по руке:

— Ваше счастье. Эдак и без головы можно остаться. Впрочем, я сам виноват. Все были предупреждены заранее, а про вас я позабыл. Заговорился.