Аластер Рейнольдс - Великая стена
Квилиан посмотрел в другое оконце. Затем, после продолжительного молчания он выпрямился и кивнул.
— Думаете, это их пленник?
— Невозможно сказать, пока не вытащим его и не допросим, — произнес Ууган.
— Сделайте это, — сказал Квилиан. — Мне бы очень-очень хотелось побеседовать с этим джентльменом. — Главнокомандующий вдруг подался вперед, словно то, что он собирался добавить, предназначалось только для ушей Уугана. — Сейчас самое время все выполнить без ошибок, если ты понимаешь, о чем я.
Не думаю, что сказанное хоть как-то могло повлиять на моего помощника; он мог преуспеть, а мог и допустить ошибку — сейчас все зависело исключительно от природы поставленной проблемы, но никак не от уровня его подготовленности. К счастью, человек, заточенный в урне, был жив, а его мозг не повредился, и приведение пленника в чувство оказалось на удивление простым. Мы потратили несколько недель, готовясь к столь ответственному моменту, стараясь учесть все мыслимые осложнения. Но когда день настал, вмешательство Уугана свелось к минимуму: он просто открыл герметичную урну, извлек мужчину из жидкости и (необходимо заметить, что все было проделано с заботой и быстротой) снял с его лица дыхательную маску. Ууган держал наготове уйму медицинских приспособлений, готовясь в случае надобности оказать врачебную помощь, но она не потребовалась. Лежащий на полу мужчина вздрогнул, сделал несколько судорожных вздохов и сразу задышал ровно. Но пока еще не открывал глаз и не проявлял никаких признаков реакции на изменившуюся среду. Сканирование мозга выявило активность, но ее уровень скорее соответствовал коматозному состоянию, но не сознанию. Так же нам удалось обнаружить целую сеть микроскопических машин, встроенных и в мозг, и в нервную систему. И хотя мы не могли рассмотреть эти имплантаты столь же близко, как и извлеченные из тел лемуров, но технологии определенно различались.
Откуда же прибыл этот человек? Что знает он о фантомах?
В течение нескольких недель нам казалось, что мы никогда не получим прямой ответ на эти вопросы. На самом деле было одно свидетельство, одна зацепка, но мы чуть не проморгали ее. Прошло уже много дней с того момента, когда мы извлекли нашего «гостя» из бака. Один из инженеров, включенных в состав группы Уугана, как-то раз работал в одиночестве в той же лаборатории. Освещение было притушено, и техник при помощи ультрафиолетовой лампы стерилизовал чашки для культивирования микроорганизмов. По чистой случайности он заметил, как на шее найденного нами человека что-то засияло. Это была какая-то татуировка — ряд горизонтально расположенных символов, видимый только в ультрафиолете.
Меня позвали разобраться с этим открытием. Моим глазам предстало начертанное на арабском слово «Орел» — Альтаир. За ним следовала череда цифр — всего их было двадцать. Числовой ряд содержал знаки от одного до девяти, и еще один, десятый. Домонгольские ученые именовали его theca, либо circulus, либо figura nihili — округлый символ, буквально означающий «ничто». В нашей математике ему не нашлось места. Мне доводилось слышать утверждение, что психика монголов просто отвергает саму концепцию пустоты. Но я бы не рискнула заявлять, будто наши ученые не разбираются в науках, ведь, в конце концов, мы создали галактическую империю, существующую уже пять столетий — пусть даже ключи к этому царству мы и получили от хорхой. Хотя некоторые поговаривали, что наша математическая модель значительно упростилась бы, прими мы этот арабский символ небытия.
Не важно; сейчас значение имел только смысл этих символов, но не выбранный нами метод вычислений. Решив сохранять оптимистичный настрой, я решила подготовиться к тому дню, когда наш гость заговорит, и заговорит, конечно, по-арабски. Хоть Квилиан и был всего лишь провинциальным царьком, но его библиотека ничем не уступала тем, что были доступны мне в Новом Верхнем Каракоруме. Я нашла учебники арабского языка — в основной своей массе они составлялись для оперативников, пытающихся внедряться в исламистские террористические группировки, — и засела за них, стараясь переквалифицироваться в переводчика.
Но когда мужчина проснулся — к этому времени миновало еще несколько недель, и мне уже казалось, что я полжизни провела за учебниками, — выяснилось, что все мои мучения были впустую. Когда я вошла в комнату, наш гость сидел на кровати, обставленный со всех сторон мониторами, и тайно охраняемый отрядом стражи. Я стала первым человеком, кого он увидел, придя в себя, если не считать, конечно, инженера, заметившего, что пленник лемуров просыпается.
Закрыв за собой дверь, я подошла к кровати и присела рядом, официальным жестом оправив складки своей юбки.
— Меня зовут Желтая Собака, — сказала я по-арабски, стараясь выговаривать слова медленно и отчетливо. — Вы среди друзей. Мы хотим вам помочь, но почти ничего не знаем о вас.
Он посмотрел на меня пустым взором. Прошло несколько секунд, и я добавила:
— Вы меня понимаете?
Выражение его лица и прозвучавший ответ заставили меня понять ошибку. Его голос был мягким, и говорил он определенно по-арабски, вот только я не понимала ни слова. К тому времени я прослушала достаточно аудио-записей, чтобы разбирать все от высокой речи до детского лепета, но все равно то, что говорил наш гость, казалось мне сплошной тарабарщиной.
— Простите, — сказала я. — Я не понимаю вас. Быть может, попытаемся начать сначала, но помедленнее? — коснувшись груди, я произнесла: — Желтая Собака. Кто вы?
Он что-то ответил, возможно, что свое имя, но с тем же успехом это мог быть и краткий отказ отвечать на вопрос. Его взгляд стал обеспокоенным и постоянно скользил по комнате, словно мужчина впервые обратил должное внимание на непривычную обстановку. Он пробежался пальцами по тонкому одеялу, а после коснулся бинта, не позволявшего выскользнуть игле капельницы. Я вновь повторила свое имя, подталкивая его к ответу, но в этот раз он произнес другое слово — не то, что прозвучало в первый раз.
— Постой, — сказала я, кое-что вспомнив. Изначально я рассчитывала обойтись без этого приема. Пошарив в своем мешке, я извлекла из него распечатку, поднесла ее к глазам и начала медленно зачитывать азан — исламский призыв к молитве.
Мое произношение, похоже, было далеко от идеала, поскольку мне пришлось повторить эти слова три, или даже четыре раза, прежде чем в глазах мужчины возникла тень понимания и он начал повторять за мной. Но когда он выговаривал слова ритуала, на его лице проступило удивленное выражение, словно он никак не мог понять смысла этой странной игры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});