Роберт Уилсон - Спин

— Не случится, Кэрол, — заверил я ее, полагая, что она догадалась о невысказанном мною окончании фразы: «…надеюсь, что не случится».

Она вгляделась в мое лицо:

— А тебе ведь на нее не наплевать.

— Нет.

— Да-а, — протянула Кэрол. — Иной раз диву даешься, насколько прилипчивой может быть эта самая любовь.

Подняв шприц, я шагнул к Диане.

К полудню дом не только нагрелся, но и настолько пропитался влагой, что я не удивился бы, увидев на потолке мох и плесень. Я сидел рядом с Дианой, опасаясь ухудшения ее состояния вследствие инъекции. Меня отвлек громкий стук в наружную дверь. «Бандиты… Воры… Грабители…» — промелькнуло у меня в мозгу. Однако, когда я подбежал к лестнице, Кэрол уже благодарила какого-то плотного сложения мулсчину, распрощавшегося с нею и отворачивавшегося, чтобы удалиться. Кэрол заперла дверь и повернулась ко мне:

— Это Эмиль Харди. Помнишь Эмиля Харди? У него небольшой колониальный домик на Бантам-Хилл-роуд. Он издает газету.

— Газету?

Она помахала в воздухе двумя сколотыми скрепкой листками конторского формата.

— Ночью он включает в гараже генератор, слушает радио, записывает, редактирует, печатает и разносит по соседям. Это уже второй номер. Приятно, конечно, внимание, хотя читать эту белиберду я все равно не буду.

— Можно взглянуть?

— Да пожалуйста.

Я коршуном налетел на листки и уволок их наверх.

Эмиль оказался весьма добросовестным репортером-любителем. Первую полосу его «газеты» занимали новости местного значения. Последствия кризиса в округе Колумбия и в Вирджинии, перечни зон бедствия и закрытых зон, сообщения об эвакуациях, попытках восстановления местной инфраструктуры. Я просмотрел их и дошел до сообщений несколько иного плана.

Первое касалось оценки солнечного излучения. Эксперты подтвердили, что существуют все основания надеяться на выживание человека как вида даже в теперешних тяжелых условиях. Источники не указывались, так что можно было считать эти утверждения плодом фантазии комментатора или же попыткой предотвратить развитие паники. Однако я, как и любой другой, на собственной шкуре имел возможность убедиться, что «новое солнце» ведет себя хотя и недружелюбно, однако не убивает на месте.

Ни слова о том, как изменившийся климат повлияет на урожаи, на погоду, на экологию в целом. А ведь как адская жара, так и проливные дожди определенно выходили за рамки явлений нормальных.

Далее сообщалось о небесном оптическом феномене, наблюдаемом повсеместно, во всем мире.

Те же самые небесные С и О, замеченные Саймоном в Аризоне, обнаружились на Аляске в Анкоридже и в Мехико-сити на юге. Проскользнули в радиосообщениях и весточки из Европы и Азии. В Индии тоже отметили подобное явление. «Обратите внимание на то, что, несмотря на ненадежность каналов связи, видеоинформация из Индии демонстрирует подобный феномен, но в большем масштабе», — говорилось в газете. Мне осталось предположить, что Эмиль Харди имеет в виду все те же небесные знамения.

Диана ненадолго пришла в сознание:

— Тайлер…

Я взял ее руку. Рука сухая, неестественно горячая.

— Извини, — прошептала она.

— Тебе не за что извиняться.

— Жаль, что ты видишь меня такой.

— Ты уже поправляешься. Это займет какое-то время, но все образуется.

Голос ее шуршал, как сухой опавший лист. Она обвела взглядом комнату, узнала ее. Глаза ее расширились:

— Вот где я…

— Да, ты дома.

— Скажи мое имя.

— Диана… Диана, Диана, Диана…

Состояние Дианы очень тяжелое, но Джейсон умирал. Он сообщил мне об этом, когда я пришел к нему в комнату.

Кэрол сказала, что в этот день он ничего не ел. Вытянул через соломинку немного охлажденной воды, но и пить больше ничего не стал. Он почти не двигался. Когда я попросил его поднять руку, он смог это сделать, но с таким усилием и так мучительно медленно, что я прижал ее обратно. Лишь голос сохранял силу, хотя он ожидал, что утратит и дар речи.

— Если этой ночью повторится то же, что и предыдущей, к утру я буду готов. Поэтому надо выговориться сегодня.

— Ты знаешь, по какой причине твое состояние ухудшается ночью?

— Причина простая. Дойдем и до причины. А пока что сделай одолжение… Мой чемодан еще на комоде?

— Да, на комоде.

— Открой. В нем диктофон. Разыщи.

Я почти сразу наткнулся на матовую серебристую коробочку размером с колоду игральных карт, рядом со стопкой конвертов плотной коричневой бумаги, адресованных неизвестным мне людям.

— Это? — спросил я, поднимая коробочку, и тут же спохватился: ведь он не видел, что я ему показал.

— Если на ней написано Sony, это. И под ним упаковка чистых чипов памяти.

— Вижу.

— Итак, поговорим. Дотемна, а то и позже. Включишь рекордер, и поговорим. Если чип заполнится, сменишь. Или батарейки, если сядут. Сделай это для меня, пожалуйста.

— Если ничего не случится с Дианой. Когда начнем?

Он медленно повернул ко мне голову. Засияли странным светом его усеянные бриллиантами зрачки.

— Лучше всего сейчас.

Ars moriendi[2]

Из сказанного Джейсоном следовало, что марсиане вовсе не столь просты и наивны, как можно было заключить, если невнимательно слушать Вана.

Верно, они не славились излишней воинственностью. Пять Республик давно уладили свои политические разногласия мирным путем. В каком-то смысле их образ жизни можно назвать пасторальным — поскольку большинство их ресурсов посвящалось сельскому хозяйству. Но простотою они никоим образом не отличались. Марсиане достигли выдающихся успехов в синтетической биологии, их цивилизация базировалась на этой отрасли. Мы сделали их планету обитаемой биотехническими средствами, и с самого первого поколения марсиане понимали функции и возможности ДНК.

Техника их и тяжелая индустрия характеризовались некоторой грубоватостью. Космический корабль Вана, к примеру, оказался чуть ли не примитивным, какое-то ньютоновское пушечное ядро, но причины этого кроются в ограниченности природных ресурсов. Марс лишен нефти и угля, крайне ограниченны его запасы воды и азота. Базирующейся на обильных природных ресурсах экономики, подобной земной, на Марсе невозможно себе представить. Усилия жителей планеты Вана направлялись, в первую очередь, на прокормление населения, численность которого строго регулировалась. Биотехнология служила именно этой цели. И обходилась без «кузниц тяжелой индустрии», коптящих небо высоченными дымовыми трубами.