Виталий Севастьянов - Советская фантастика 80-х годов. Книга 1 (антология)

Параллельно делам во Всеобщей энциклопедии Хенк читал в Высшей школе курс космической палеофитологии. Этот курс определялся названием — «Века и растения», но студенты из встреч с Хенком выносили не просто понятие об эволюции растительных и квазирастительных земных и звездных форм — Хенк не уставал указывать на расхождения, оказавшиеся роковыми для некоторых, теперь уже не существующих цивилизаций, на те поистине роковые узлы, с которых Разум, взрываясь, начинает строить вторую природу, отрываясь от своих естественных, предопределенных происхождением корней.

У Хенка было место, где он всегда чувствовал себя особенно хорошо. Свайный домик, крошечное лесное озеро. За озером, как рыжие облака, пылали осенние лиственницы, не закрывая собой Енисея. Еще дальше голубели горы... Хенк водил студентов по саду, обращал их внимание на тот или иной куст, на запахи, присущие только определенному кусту; он, Хенк, разбил на Енисее самый северный сад роз, в котором белые шары древних, как сама история, Лун и благородные Галлики росли прямо на земляных грядках, а желтые и светлые дамасские розы, пережившие Римскую историю и последующие пятьдесят веков, оставались столь же упругими и свежими, как во времена Цезарей. Хенк по-детски гордился зеленоватыми чайными, аромат которых и впрямь напоминал крепкий чайный букет, карамзиновыми Дюк де Монпасье, огненно-алыми Амулетами. Он любил свои редкие бархатистые, с розовым ободком Кримсон Роули и всегда влажные, покрытые капельками нежной росы бутоны Арон Уор. Показывая их, Хенк поднимал глаза горе — ему нравилось, что звезды и роз£1 схожи.

Иногда он подводил студентов к бревенчатому забору, отделяющему сад от северной пасеки. Здесь, у грядок, над которыми золотились древние Мадам Жюль Граверо, желтели буйные Маман Коше, лучились сквозь плотную кожистую листву блестящие, как бы покрытые восковым налетом, алые пернецианские, он непременно задерживался. Ведь там, среди блеклых, как осень, Лидий и Сестер Калли, среди алых Гранд Джап, белела привитая на простой шиповник самая обычная на вид парковая роза. Но она отнюдь не была обычной, над нею Хенк работал почти пятнадцать лет. Он не резал и не формировал куст, он просто помогал розе развиваться, разве лишь осенью снимал с веток листья, чтобы не привлекать к ним внимания прожорливых северных мышей. Он берег розу не от холодов, он берег ее от жесткого северного солнца. Отзываясь на раннее весеннее тепло, верхняя часть куста могла торопливо пойти в рост, тогда как корневая система еще не проснулась... Со всем остальным куст справлялся сам.

Ни разу за пятнадцать лет Хенк не видел на цветах своей розы ни крапинки, ни ободка. Она была чистой как снег, и он с удовольствием выкашивал вокруг траву, даря розе покой. Он с удовольствием сидел рядом с нею, а когда, случалось, шел дождь, когда слезились темные окна, а листва берез обвисала страшно и сыро, он укрывал ее от дождя.

Роза не была безымянной.

Он назвал ее Роули — именем брата, звездного разведчика, погибшего в районе катастрофического взрыва 5С 16— космического объекта, долго вызывавшего недоумение астрофизиков. Хенк не уставал верить, что однажды слухи о гибели брата будут опровергнуты, как это пусть редко, но случалось. Он не уставал верить, что Роули жив, что он там — вверху, в безднах Космоса.

 Он долго не мог уснуть.

Туп — как протозид. Темен — как протозид. Жесток — как протозид.

Он вспомнил брезгливую гримасу Люке и холод во взгляде перегонщика Ханса.

Туп, темен, жесток...

Арианцы, Цветочники, океан Бюрге — они, наверное, имели право так говорить, но почему то же самое говорят земляне?

Хенк улыбнулся.

Он разрушит некоторые стереотипы.

Протянув руку — в комнате было темно,— он дотянулся до коробки с кристаллами памяти. Крошечный проектор заработал сам — от тепла ладони.

Маршрут, маяки, точки отсчета, физика нетипичной зоны... Счетчик стрекотал, как кузнечик.

Разве он не взял с собой кристалл «Протозиды»?

Не вставая, он включил внешний инфор и попросил связь с Шу.

— Как у тебя? — спросил он, не скрывая радости.

— У меня хорошо,— ответила Шу своим непостижимым голосом.— Разрабатываю маршрут.

— Но этим занят Расчетчик Преобразователя.

— Я, конечно, не знала...

Он понял, что Шу "обиделась. Он быстро сказал:

— Я сам хотел просить тебя продублировать работу Расчетчика.

Тогда Шу спросила:

— Как у тебя?

Хенк вздохнул. Он все еще помнил лица Люке и Ханса.

— Шу,— спросил он.— Почему никто не любит протозид?

— Они вне сообщества, Хенк.

— Ну да,— протянул он.— Первичники... Истребители звезд.

— Не только... Они древние, Хенк. Они очень древние. Вспомни, как человек относится к тем, кто старше его — к мокрицам, к змеям, к членистоногим... А протозиды еще древнее, Хенк. Они очень древние.

Он кивнул.

— Хочешь спросить еще что-нибудь?

— Да.— Он помолчал.— Кажется, я забыл кристалл «Протозиды».

— Ты его не забыл, Хенк.

— Но его нет в коробке.

— Его действительно нет в коробке, Хенк.

— Но почему?

Шу промолчала.

— Но почему, Шу?

— Кристалл «Протозиды» подлежит просмотру лишь на Земле.

— С чего ты это взяла?

Шу не ответила. Но он знал, Шу ничего не делает просто так. Сколько бы он ни спрашивал, она сейчас ничего не скажет. Еще какое-то время он смотрел на потемневший, вдруг отключившийся экран. Он был сбит с толку. Он вдруг почувствовал неясную тревогу. Впрочем, даже сейчас его все .еще не оставляла радость: он на Симме, он среди людей. 

А разбудил его стук.

Он не сразу понял, кто может стучать на борту «Лайман альфы»? А если и стучат, почему стучавшему не ответит Шу?

Ах да! Он на Симме!

Не поднимаясь, он ткнул пальцем в переключатель инфора.

«Это гости».

— Кто они? — Хенк еще не хотел вставать.

«Они все объяснят сами».

— В любом случае им придется подождать, я еще не был в душевой...

— У нас мало времени, Хенк.

На вспыхнувшем экране появилось чье-то смуглое лицо, несомненно чем-то удрученное.

— Вы слышали мои ответы? — удивился Хенк.

— Ты забыл отключить внешний инфор.

Хенк поднялся.

Принимая душ, он внимательно присматривался к гостям (он видел их на экране инфора). Два человека (или оберона), они вошли в комнату и остановились у окна, будто их интересовал не Хенк, а ржавый дикий пейзаж утренней Симмы. Хенк несколько запоздало предложил:

— Садитесь.— И вышел из душевой, затягивая пояс халата.

— Извини,— сказал смуглолицый, видимо, старший в группе. Его пронзительные голубые глаза смотрели прямо на Хенка. Слишком широко поставленные, они снижали впечатление от (в целом) мужественного лица, тем не менее Хенку он понравился больше, чем его спутник — печальный красавчик, как бы равнодушный ко всему происходящему; все это время печальный красавчик стоял у окна, что-то внимательно рассматривая на поле. Голубые куртки обоих украшал отчетливый белый круг с молнией и звездой в центре — официальный знак звездного Патруля.