Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой

Другой кабель был устроен прочнее и более удовлетворял условиям его погружения и прокладки. Пук проводников (проволок), изолированных слоем гуттаперчи, заключен был в канат с металлической обкладкой. Нагруженный этим канатом, «Грейт-Истерн» вышел в море 13 июня 1866 года.

Работа по укладке кабеля шла успешно. Однако возникло препятствие. Не раз, раскручивая канат, инженеры замечали, что в него недавно были воткнуты гвозди, чтобы испортить его внутреннюю часть. Капитан Андерсон, его офицеры и инженеры собрались для совещания и объявили, что если найдут виновного на корабле, то его выбросят в море без всякого суда. С этих пор преступные попытки больше не возобновлялись.

23 июля «Грейт-Истерн» находился всего в восьмистах километрах от Новой Земли, когда ему телеграфировали из Ирландии о перемирии, заключенном между Австрией и Пруссией после сражения при Садовой. 27 июля, среди густого тумана, он подошел к гавани Хертс-Контента. Предприятие окончилось вполне удачно, и в первой же депеше, с которой молодая Америка обратилась к Европе, заключались следующие мудрые, но, к сожалению, редко понимаемые в своем глубоком значении слова: «Слава в вышних Богу, и на земле мир и в людях благоволение».

Я не ожидал, что найду телеграфный кабель в его первоначальном виде, то есть в таком, в каком он был выпущен из рабочих мастерских. Длинная змея, усаженная раковинами и фараминиферами, была покрыта корой из кремнистых и известковых отложений, надежно ее защищающей от моллюсков, которые могли бы ее просверлить. Она под давлением своего веса опустилась на дно и, защищенная от морского волнения, спокойно растянулась почти без напряжения; все это весьма благоприятствовало правильному действию электрического тока, который проходит от Америки до Европы в тридцать две сотых секунды.

Прочность каната вполне удовлетворительна, к тому же, по многим тщательным наблюдениям, оказывается, что гуттаперчевая его оболочка постепенно уплотняется и твердеет благодаря пребыванию в морской воде.

Помимо того, на этом плато, или плоскогорье, столь удачно выбранном, кабель не погружается так глубоко, чтобы мог оборваться. Мне пришлось проследить за ним до наибольшей глубины его погружения, доходящей до четырех тысяч четырехсот тридцати одного метра, и там он лежал, не испытывая ни малейшего натяжения. Вскоре «Наутилус» подошел к тому месту, где произошел разрыв в 1863 году.

Здесь дно океана образовало широкую равнину шириной в сто двадцать километров, на которой могла бы уместиться гора Монблан, причем ее вершина не выступала за поверхность океана. Эта равнина замкнута с восточной стороны отвесной стеной в две тысячи метров. Мы прибыли сюда 28 мая. «Наутилус» находился всего в полуторастах километрах от берега Ирландии. Не намерен ли капитан Немо снова подняться, чтобы подойти к берегам Британских островов? Нет… К моему величайшему удивлению, он снова спустился к югу и возвратился к европейским морям. Когда судно обходило Изумрудовый остров, я на одну минуту увидел мыс Клир и огонь Фастонет, который освещает путь тысяче кораблям, выходящим из Глазго или Ливерпуля.

Тут в мою голову засел неотвязный вопрос: осмелится ли «Наутилус» войти в пролив Ла-Манш? Нед Ленд, появившийся в то время, когда мы подходили к земле, несколько раз задавал мне этот вопрос. Что я мог ему ответить? Капитан Немо оставался невидимым. Показав канадцу берега Америки, не думает ли он показать и мне берега Франции?

Между тем «Наутилус» направился к югу. 30 мая он прошел в виду Лендсэнда, между крайней оконечностью Англии и островами Силли, которые он оставил с правой стороны.

Если он хотел войти в Ла-Манш, ему следовало идти прямо на восток. Но он этого не сделал.

В течение всего дня 31 мая «Наутилус» описывал на море серию кругов, что меня сильно заинтересовало. Казалось, он отыскивал определенное место, которое ему было трудно найти. В полдень капитан Немо появился на палубе, чтобы определить местоположение «Наутилуса». Он не обратился ко мне ни с одним словом. Он мне показался более мрачным, чем обычно… Что могло его огорчить?.. Может быть, близость европейских берегов тому причина? Что испытывал он в это время? Раскаяние или сожаление? Долго эта мысль занимала меня, и у меня было предчувствие, что случай скоро откроет нам тайну капитана Немо.

На следующий день, 31 мая, «Наутилус» продолжал те же самые маневры. Очевидно, он искал определенную точку в океане. Капитан Немо пришел, так же как и накануне, определять высоту солнца. Море было прекрасно, небо чисто. В восьми милях на восток на линии горизонта обрисовывался большой пароход. Однако никакого флага на его гафеле не было видно, и я не мог узнать, какой стране он принадлежит.

За несколько минут до того, как солнце должно было пройти через меридиан, капитан Немо взял свой секстант и произвел наблюдение с необыкновенной точностью. Совершенно спокойное море способствовало его работе; неподвижный «Наутилус» не испытывал ни боковой, ни килевой качки. В эту минуту я находился на палубе. Когда капитан Немо окончил свои наблюдения, он произнес только два слова:

— Это здесь!

Он вышел. Видел ли он судно, о котором я упомянул и которое, по-видимому, приближалось к нам, я не сумею ответить.

Я возвратился в салон. Подъемная дверь опустилась, и я услышал шум воды, наполняющий резервуары. «Наутилус» стал погружаться, следуя по вертикальной линии, гребной винт перестал работать и потому не передавал судну поступательного движения.

Через несколько минут «Наутилус» остановился на глубине восьмисот тридцати метров и коснулся килем дна.

Свет на потолке салона погас, ставни открылись, и сквозь стекло я увидел море, ярко освещенное электрическими лучами маяка на полмили в окружности.

Я взглянул с левой стороны борта, но ничего, кроме необъятного пространства тихих вод, не видел.

С правой же стороны борта что-то виднелось вдали и привлекло мое внимание. Можно сказать, что это были какие-то развалины, погребенные под слоем беловатых раковин, как под снежным покровом. Рассматривая внимательно эту массу, я мог различить формы корабля, лишенного мачт и опустившегося на дно носовой частью. Это несчастье, несомненно, произошло в отдаленную эпоху, так как корпус корабля сплошь оброс известковыми отложениями морской воды.

Какой нации принадлежало это судно и что это был за корабль? Почему. «Наутилус» посетил эту могилу? Неужели это судно увлечено было на дно моря вследствие кораблекрушения?

Я терялся в предположениях, как вдруг услышал голос подошедшего ко мне капитана Немо:

— Некогда этот корабль назывался «Марсельцем». Он был спущен на воду в 1762 году и был вооружен семьюдесятью пятью пушками. В 1778 году, 13 августа, под командой Лапойп-Вертрие он храбро сражался с «Престоном». В 1779 году, 4 июля, он вместе с эскадрой адмирала Эстена участвовал при взятии Гренады. В 1781 году, 5 сентября, он принял участие в бою, который вел граф де Грасс в бухте Чесапик. В 1794 году Французская республика дала «Марсельцу» другое название. 19 апреля того же года он присоединился в Бресте к эскадре Вилларэ-Жуайоза, назначенной конвоировать морской транспорт пшеницы, шедший из Америки под командой адмирала ван Стабеля. 11 и 12 прериаля[15] 1794 года эта эскадра встретилась с английскими кораблями. Господин профессор, сегодня 13 прериаля, 1 июня 1868 года. Семьдесят четыре года назад на этом самом месте, под 47°24′ широты и 17°28′ долготы, этот корабль после геройского сражения, потеряв свои три мачты, с каютами, наполненными водой, потеряв треть наличного состава экипажа, предпочел быть поглощенным морскими недрами со всеми своими тремястами пятьюдесятью моряками, чем сдаться неприятелю. Прибив свой флаг к корме, он исчез под волнами с криками: «Да здравствует Республика!»