Евгений Вецель - Социальная сеть "Ковчег"

Я приблизился к молодому человеку поближе и стал рассматривать его. Сомнений не оставалось. Это был он. Казалось, я медленно выхожу из амнезии. Я никогда раньше не видел своего сына взрослым, но он был похож на меня. Мои глаза наполнились слезами. Ещё несколько часов назад я жил как обычно, а теперь у меня есть сын. Что мне теперь с этим делать?

Если я скажу ему, что попросил Штерна вернуть мне сына, он возненавидит меня за то, что я отобрал его у матери. Хотя кто просил этого чёртова доктора? Я только заикнулся, а этот чудак уже натворил. Зачем мне тут сын? Как я теперь буду объяснять этому молодому человеку, что он тут делает? Я уже много лет назад смирился с тем, что я тут один.

Я подошёл к сыну и потряс его за плечо. От этого движения его голова безвольно упала на бок. Я испугался, что он мёртв, поэтому поднёс своё ухо к его рту и прислушался. Он дышал очень редко и был жив. Я потряс его сильнее, но он по-прежнему был в беспамятстве. Я похлопал ему по щекам, но и это не привело его в чувство.

Пришлось идти на кухню за водой. Когда я выплеснул целый стакан на лицо сыну, он даже не пошевелился. Я стоял с пустым стаканом в руках и не понимал, что мне теперь с этим делать.

– Звонок с неизвестного номера, – внезапно сказала Тринити.

– Соединяй, – сказал я, глядя на сына.

– Это Штерн, – быстро начал собеседник, – вот твой сын, как ты заказывал. Если скажешь ему, что ты его отец – ты и он исчезните, как та Даша.

– Какая Даша? – не понимая, спросил я.

– Ту, которую пришлось убрать, – нетерпеливо произнёс Штерн. – Убрать из-за твоей болтливости. Никто не должен знать, что такие путешествия возможны! Запомни это!

– А что мне теперь… – начал я, но понял, что нас уже разъединили.

– Тринити, что мне делать? – спросил я.

– Решай сам, – ответила Тринити.

Я ещё посидел несколько минут и проанализировал всю информацию, которую имел. Больше всего я сейчас думал не о сыне, а о Даше. Жалко девушку. Буду надеяться, что термин «убрать» означает не то, что я подумал. Хотя теперь её уже не спасти, нужно спасать другого человека, которого я по собственной глупости вытащил из прошлого.

Решив, что всё, что ни делается – к лучшему, я взвалил сына на плечо и потащил вниз к флипу. Я решил отвезти его домой и потом решить, что с ним делать. Первым делом нужно, чтобы он пришёл в чувство. Пока я ехал к Чёрному морю, я пытался придумать, что скажу этому человеку, который наверняка не помнит меня. Я постоянно смотрел на пассажирское сидение. Мелькающие огни ночного города освещали его лицо, а я пытался к нему привыкнуть.

Задача была очень сложной: нужно было позаботиться о нём и сделать вид, что я абсолютно чужой человек. Он наверняка будет задавать множество вопросов. Нужно заранее продумать ответы на них. Когда я всё обдумал, мне захотелось со всей силы постучать по рулю от радости. У меня впервые за много лет появился родной человек. Сын!

Когда он очнулся, мы легко нашли общий язык. Мне казалось, что он воспринял своё перемещение слишком спокойно. Я показал ему, как у нас всё устроено в будущем. Он всем интересовался, но держал эмоции при себе. Я рассказал ему, кем я работаю. Не желая, чтобы он попал в тюрьму, я дал ему работу. Это не совсем этично – устраивать к себе в автосалон своих родственников, но тут всё по-другому. Никто не знал, что он мой сын. В том числе и он сам.

В первые дни его пребывания в будущем я не мог уделять ему много времени. Во-первых, чтобы он ни о чём не догадался, а во-вторых, я продолжил своё расследование по поводу Штерна. Нужно было узнать, можно ли вернуть сына обратно, чтобы восстановить равновесие в моей душе. Или, по крайней мере, получить разрешение всё рассказать сыну.

Чтобы снова выйти на Штерна, я снова пришёл к Аполлиону. Он вёл себя как обычно. Сидел с ногами на столе. Я сел напротив него и разглядывал агрессивные подошвы на его ботинках. Немолодой человек с длинными чёрными волосами, с измятым жизнью лицом, одетый в кожаную куртку в заклёпках, вызывал удивление. Обычно люди вступают в секты в молодом возрасте, а после переходного периода им становится скучно, и они возвращаются к нормальной жизни. Аполлион был другим. Он настолько вжился в роль, что напоминал постаревшего певца-металлиста.

– Пол, скажи, а как мне увидеть Штерна? – неожиданно спросил я.

Аполлион удивился и, неудачно подвинувшись в кресле, уронил свои ноги со стола. Сам, испугавшись грохота собственных ботинок, быстро огляделся и, сев нормально, улыбнулся, глядя на меня. Он достал две большие сигары и вручил мне одну из них. Я взял угощение и понюхал. Куба!

Аполлион открутил предохранительное кольцо и ударил освободившимся концом сигары по столу. Прозвучал лёгкий хлопок, взвился дымок. С тех пор, как кубинцы придумали этот способ, не нужно было учиться правильно прикуривать сигару, так как она зажигалась сама. Пока я раскуривал свою, Аполлион достал маленькую бутылку коньяка и разлил по бокалам.

Он часто угощал меня, но я не понимал этого удовольствия. Меня не успели приучить к алкоголю и тем более к табаку. Поэтому пил я мало и всегда оставлял большую часть коньяка в бокале. Сигару я курил не затягиваясь. Мне нравился аромат древесины, появляющийся, когда выдыхаешь дым через ноздри. Этот запах мне напоминал запах деревенской бани.

– Володя, дорогой, – медленно начал Аполлион, – ты же уже спрашивал меня. Неужели ты думаешь, что что-то изменилось?

– Ну, я же знаю, что ты знаком с ним, – проводя разведку боем, сказал я.

– С чего ты взял? – удивлённо спросил Аполлион.

– Но ты же сатанист, – ответил я.

– А если бы я был буддист? – спросил он. – Ты бы просил меня познакомиться с Буддой?

– Мне это очень нужно, – неуверенно сказал я.

– Ничем не могу помочь, – твёрдо сказал Аполлион. – Если хочешь, вступай в наше движение, тогда после смерти у тебя будет шанс попасть в Ад. Но скажи, оно тебе надо? Лично я там только ради общения.

– Жаль, – вздохнул я, обрезая кончик сигары специальными ножницами.

– Уже уходишь? – невозмутимо спросил Аполлион.

– Я немного опаздываю, – сказал я и вышел из прокуренного кабинета.

Прошло много лет, но я так и не нашёл Штерна. Почему-то пропадали все, кого я знаю. Это происходило с самого моего детства. Я уже решил не привязываться к новым людям, чтобы не переживать их потери. Единственный человек, к которому я был не равнодушен – сын. Раньше я думал, что смысл жизни – это работа. Теперь я был практически уверен, главный смысл жизни – это дети. Мне нравилось наблюдать за его успехами.

Жили мы раздельно, так как я не мог признаться ему в том, кто я такой. Понемногу я опять вернулся в свою колею и зажил спокойно. Я по-прежнему общался со своими друзьями. Увлекался плаванием. Я научился кататься на водном мотоцикле. Мне нравилось разгонять его и, подпрыгивая на собственной волне, делать сальто в воздухе. Ощущение невесомости непередаваемое!