Василий Головачев - Реквием машине времени
— Тоже мне строители… — пробурчал Мазуров и положил газету на стол. И тут ему бросилась в глаза крупная надпись на первой странице — ПОЗДРАВЛЯЕМ С НОВЫМ 1986 ГОДОМ!
— Поздравить и то толком не умеют, — опять заворчал Мазуров, — после 1984-го у них сразу 1986 год идет. Тоже мне редакторы…
Некоторое время он скучал, глядя в окно на недостроенный многоквартирный дом. Потом взял брошенную газету и внимательно просмотрел в ней программу телевидения. Она почему-то отличалась от той, которую он слышал вчера по телевизору («тоже мне работнички…»), но фильм «Ирония судьбы, или С легким паром» был на месте, и Мазуров пошел смотреть телевизор. Возле телевизора, подремывая в кресле, он так и просидел весь день.
На работу Мазуров ушел рано, жена еще спала. Уже несколько лет он работал старшим специалистом в планово-экономическом отделе, очень дорожил своей должностью. До обеда он старательно трудился: писал краткий отчет о проделанной за год работе. После перерыва понес его на подпись начальнику. Тот внимательно просмотрел отчет и, к удивлению Мазурова, не нашел в нем никаких ошибок.
— Вы, как старший специалист, растете, — сказал начальник польщенному Мазурову, — на этот раз мне пришлось исправить всего одну цифру.
Мазуров посмотрел, какую именно, и ужаснулся. В заголовке «ОТЧЕТ ЗА 1984 ГОД» красным карандашом четверка была исправлена на пятерку…
— Извините, но…
— Ничего, Борис Борисыч, бывает. У меня тоже после вчерашнего голова побаливает, — доверительно сообщил начальник.
Мазуров хотел что-то возразить, но лишь глупо улыбнулся и кивнул головой.
Ш Работать он больше не мог. Из головы не выходила странная история с пропавшим 1985 годом. К тому же в беспрерывных разговорах сотрудников отдела то и дело упоминался старый 1985 и новый 1986 годы… «На розыгрыш не похоже…», — мучительно размышлял Мазуров, обхватив голову руками. Так ни до чего и не додумавшись, он опять пошел к начальнику. Тот понимающе улыбнулся и разрешил, уйти с работы пораньше.
Идя домой, Мазуров внимательно смотрел по сторонам, Но никаких признаков того, что пролетел лишний год, он не видел. Даже дверь в его подъезде так и висит на одной петле…
Из подъезда, пошатываясь, вышел Женька Малютенок, местный пьянчужка. Мазуров торопливо подошел к нему, спросил шепотом:
— Слушай, какой у нас сейчас год?
Малютенок посмотрел непонимающе красными глазками, осторожно сказал, дыхнув перегаром:
— Это, как сказать… текущий год…
Потом в глазах его засветилась надежда:
— Что, тоже «трубы горят»? — и уже деловито добавил: — В соседний магазин только что машину «Агдама» завезли…
Отмахнувшись от Малютенка, Мазуров вбежал на свой этаж, утопал кнопку звонка и держал до тех пор, пока жена не открыла дверь.
— Ты что это трезвонишь? — спросила она. И вдруг всплеснула руками: — Да на тебе лица нет… Что случилось?!
— Какой у нас сейчас… — торопливо начал Мазуров и запнулся, внимательно посмотрел на жену, обошел ее, спросил дрогнувшим голосом: — Что с тобой?
— Борис, да ты никак пьян! Я беременна, на восьмом месяце…
Очнулся Мазуров на полу. Жена стояла на коленях и прикладывала к его лбу холодное, мокрое полотенце. Лицо у жены было испуганным, Мазуров с трудом сел и сбивчиво рассказал о пропавшем годе.
— Ты что, совсем ничего не помнишь из прошлого года? Ну, из 1985-го…
— Ничего. После 1984 года сразу наступил 1986-й…
— Но ведь ты никуда не исчезал. Накануне 1985 года, то есть год назад, я помню, мы с тобой поругались из-за ребенка…
— Мы поругались вчера!
— Нет, год назад… На следующий день ты был очень странный. Попросил у меня прощения…
— Не помню, — буркнул он.
— Попросил у меня прощения, и с этого дня тебя словно подменили…
— Подменили?… — Мазуров подозрительно покосился на живот жены.
— Удивительно, но ты стал умнее и добрее. И вообще больше внимания мне стал уделять… — жена стыдливо посмотрела на живот.
Мазуров крякнул. Некоторое время они молчали. Потом жена сказала:
— Сходи к Вадиму Петровичу, к очкарику этому, он все знает. К тому же вы вроде друзьями стали в том… в пропавшем году.
Мазуров недолюбливал соседа за острый язык, но его эрудиции отдавал должное, поэтому послушался совета жены.
Вадим Петрович сидел за столом, ел кильку прямо из банки и читал растрепанный научный журнал на иностранном языке.
— А, милейший Борис Борисович! С Новым годом вас! — поприветствовал он Мазурова. — С чем пожаловали?
Взгляд у соседа был лукавый, словно он что-то знал, но не хотел говорить. Мазуров осторожно присел на краешек обшарпанного стула и подробно рассказал случившуюся с ним странную историю.
— Охотно верю, что передо мной сидит Борис Борисович образца позапрошлого, 1984 года, — сказал сосед, — и сейчас популярно объясню, почему с вами случилась такая неприятная история. Время не есть что-то непрерывное, оно дискретное, состоит из кусков. Эти куски существуют каждый сам по себе. То есть та железобетонная панель, что уже несколько лет валяется у нас зо дворе и проваляется, очевидно, еще долго, существует одновременно и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Во всех этих временных кусках панель одинаковая, нет различия, за которое можно зацепиться. Что-то там в природе не так сработало, панель на стыке временных кусков перекочевала из прошлого в настоящее и сейчас, в 1986 году, во дворе лежит панель образца 1984 года. Попробуйте докажите, что это не так…
— При чем тут панель, какое отношение имеет она к целому году из моей жизни, — Мазуров обиделся и встал, очень сожалея, что пришел сюда и выложил этому язвительному человеку свою беду.
— А я вот не вижу разницы, с научной точки зрения, разумеется, между этой неподвижной панелью и тем неподвижным обывательским мнрком, в котором замкнулись вы. Дни ваши столь же серы, сколь серы грани этой панели. И я не удивлюсь, если в следующий раз вы недосчитаетесь десяти лет, а не года…
— Сам ты… — вспылил Мазуров и вышел, хлопнув дверью.
Но на лестничной площадке он немного остыл и неожиданно подумал: «А ведь сосед, кажется, прав…»
Вечером Мазуров, привинтив два шурупа, отремонтировал дверь в подъезде. Потом, смущаясь, пошел к соседу извиняться. Вадим Петрович встретил его улыбкой, так как знал нового Мазурова образца 1985 года, с которым в этом году и подружился.
Самому Григорию рассказ нравился. Может быть, потому, что был он одним из первых. Но все-таки это фантастический рассказ. А вот о том, как писать реалистические рассказы, Григорий толком не знал и не написал еще ни одного.
От подобных сомнений у Григория наступил творческий кризис, и он не мог писать два года.
Но это Григория не огорчило, он утешался тем, что кризисы случаются даже у крупных писателей.
Один хороший товарищ Григория, его коллега Сергей, с которым пять лет вместе бродили по дальневосточной тайге, сказал как-то еще там, в тайге:
— Ты знаешь, я пишу стихи, но когда понял, что не обо всем можно говорить громко, у меня сразу возник творческий кризис…
У Григория не было еще и намека на какие-либо кризисы, а Сергей заявил это совсем по иному поводу.
Как-то под осень из-за дождей они недели две не ходили в маршруты, совсем закисли от безделья в насквозь промокших палатках.
На вертолете их — две маршрутные пары — забросили на самый дальний участок. Тут и работы-то было всего недели на полторы. Но на третий день зарядил нудный нескончаемый дождь. Тайга буквально набухла водой, о маршрутах не могло быть и речи! Да и по технике безопасности не положено. Первую неделю пересидели спокойно. Учили операторш, студенток из старооскольского геологоразведочного техникума, играть в преферанс. Надоело. Попытались приударить за операторшами — каждый за своей. Не получилось. Попробовали наоборот, опять не получилось. К тому же девчонки здорово разобиделись на такое непостоянство и долго не показывались, из своей палатки, целыми днями вели бесконечные девичьи разговоры. Судя по хихиканью, доносившемуся от их палатки, там было даже весело. Григорий же с Сергеем откровенно скучали. Оно и понятно — представьте себе двух молодых здоровых парней, буквально запертых в крошечной двухместной палатке, где и посидеть-то толком нельзя, не то что встать. Выходить под дождь в сырую мрачную тайгу — еще хуже. Вынужденно разве вылезешь или разведешь под кедром, где посуше, костерок. Разогреешь что из консервов, чаю сваришь — и опять в палатку, как в тюремную камеру. Почитать нечего — «выброс» обещал быть коротким, и книгами не запаслись. А тут еще девчонки объявили бойкот. Короче, тоска зеленая.
На исходе второй недели девчонки простили ловеласов, и Сергей взял у них почитать поэтический сборник. Книжка начиналась почему-то с тридцатой страницы. Читали по очереди. Григорий прочел самым внимательным образом все стихотворения, хотя тут же и забывал о прочитанном. Впрочем, стихи были правильные, но такие гладенькие, что мысли и зацепиться не за ито. А вот Сергей не осилил и половины. Читал, ругался, снова читал. Потом со злостью захлопнул сборник.
