Октавиан Стампас - Цитадель (Тамплиеры - 3)

Де Труа усмехнулся.

- Почему же, о знаток мировых судеб?

- Потому что в завтрашнем дне человек обычно уверен, и в счастливых его сторонах и в ужасных.

- Ты увиливаешь от ответа, благороднейший из гадальщиков, но пусть будет по твоему. Посоветуй мне, человеку вдруг потерявшему уверенность в том, что завтрашний день наступит, что делать.

Слезящиеся глаза старика вдруг остекленели и он испугано прошептал:

- Поберечься.

Еще это слово не было закончено, а де Труа уже успел обернуться и бросившийся на него человек с золотым кинжалом в руке, наткнулся на острие мизеркордии. Он умер сразу, не издав ни звука. Впрочем и так все было ясно. Рядом уже стоял Гизо с арбалетом наизготовку.

- Он был один? - спросил де Труа.

- Я смотрел внимательно, но больше никого не заметил, - ответил юноша.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГОРДОСТЬ И ПРЕДУБЕЖДЕНИЕ

- Предоставляю вам право первого копья, шевалье, - сказал Рено Шатильон.

- Благодарю вас, граф, - отвечал де Труа.

Они стояли рядом, стремя к стремени, на пологом склоне холма. Внизу в чахлых колючих зарослях продвигалась волна истошного лая. Егеря двумя сворами собак загоняли какую-то крупную дичь. Этот вид охоты плохо прививался в субтропических, лишенных подлеска, лесах Палестины. Трудно также было привезти сюда как следует натасканных аквитанских собак. Животные хуже людей переносят тяготы морских путешествий.

- Это белогрудый олень, - сказал прислушиваясь граф.

- Олень? - в голосе де Труа послышалось разочарование.

- Напрасно вы так, этот олень мало чем уступит вашему лангедокскому зубру.

Затрубил рог.

- Пора! - скомандовал граф и дал шпоры коню в четверть силы. Всадники, медленно набирая ход, поскакали вниз, к подножию холма. Вскоре им открылась такая картина: на небольшой поляне, осев на задние ноги, наклонив огромную, увенчанную крылатыми рогами голову, вращался разрывая копытами землю и дико храпя, мощный зверь.

Он был окружен дюжиной истошно лающих, припадающих на передние лапы собак. Одна с перебитым позвоночником валялась тут же. Зверь с налитыми кровью глазами, время от времени, бил в ее труп копытом.

- Прошу вас, де Труа, - крикнул граф, - когда метнете копье, проскакивайте подальше. Он обезумел, может повалить лошадь и переломать вам ноги.

Тамплиер пришпорил своего жеребца, перехватил на ходу копье и понесся прямо в гущу схватки. Граф двинулся за ним несколькими мгновениями позже. Пролетая на полном скаку мимо храпящего чудища де Труа приподнялся на стременах и метнул свое тяжелое двенадцати фунтовое копье. Если бы мишень была неподвижной, он попал бы туда, куда целился, в шею чуть пониже загривка, но олень все время рвался из стороны в сторону, отпугивая распаленных схваткою собак, и, поэтому, острие попало в крышку черепа между рогами. Это место было защищено костным наростом толщиной в три пальца и олень от удара лишь слегка осел на задние ноги и ослеп на время. Удар этот его обездвижил, подготовив для повторной атаки графа Рено. Тот все сделал как следует, острие его копья вышло с другой стороны шеи. Егеря закричали, приветствуя успех своего господина.

Вскоре был разложен костер. Жир с оленьей ноги, насаженной на вертел, с шипением капал на угли. Быстро стемнело.

За спиной беседующих господ стоял слуга с большим кожаным бурдюком и следил за тем, чтобы их чаши не пустели. Несмотря на удачную охоту, на прекрасный вечер, замечательное вино, Рено был невесел. Он тупо следил за тем, как искры уносятся к синеющему небу, втягивал ноздрями благодатный охотничий воздух, который был всегда для него слаще райской амброзии, и оставался мрачен и неразговорчив.

Де Труа считал своим долгом поддерживать беседу, но вместе с тем старался вести ее так, чтобы не выглядеть навязчивым. Он знал, что граф относится к нему неплохо, но настоящих товарищеских отношений меж ними еще нет, да и вряд ли они могут возникнуть принимая во внимание разность происхождения и интересов.

Наклонившись к костру граф отполосовал ножом кусок оленины и попробовал, готова ли.

- Сухое очень мясо, - сказал он, - у нас в Аквитании оленину шпигуют свиным салом.

- Но ведь не ради жирной оленины вы ездите на охоту, граф, - заметил де Труа, пытаясь прожевать кусок волокнистого пресного мяса.

Рено Шатильон отпил вина из своей чаши, впрочем сделал это без желания, по рассеянности.

- Скажите, сударь, вы, я вижу, человек, имевший возможность повращаться в столицах, известно ли вам что-нибудь о госпоже Жильсон?

- Госпожа Жильсон, - де Труа тоже отпил вина и с таким видом, будто оно требовалось ему для освежения памяти, - меня представляли ей в Иерусалиме.

- Давно ли?

- Достаточно давно. Судя по вашему голосу она доставила вам какие-то неприятности?

Граф попробовал еще оленины, но не прожевав, выплюнул.

- Она теперь здесь.

- В Яффе?

- Да.

Де Труа изобразил сильное удивление.

- Но при дворе принцессы она мне не попадалась.

- Она не смеет показаться у принцессы. Изабелла прикажет ее удавить. Или утопить.

- Сказать по правде, ничего особенного в таком отношении принцессы к этой даме я не вижу.

Граф медленно повернул к собеседнику тяжелую голову.

- Договаривайте, сударь.

- Неуверенность моей речи происходит только от желания быть полностью объективным. Дело в том, что я могу ссылаться лишь на досужие разговоры в столичных домах.

- Иной раз мнение, почерпнутое из этих разговоров бывает удивительно близко к истинному.

Де Труа кивнул.

- Пожалуй. Так вот, говорят, что госпожа Жильсон не просто ненадежная вдова и даже не женщина, охочая до веселого мужского общества, она фигура политического характера. Говорят, она состоит на содержании у рыцарей Иерусалимского Храма, и они используют ее для выполнения заданий, требующих известной тонкости, деликатности и женской хитрости.

Граф покивал, кусая ус.

- О чем-то подобном я давно уже догадывался.

- Право не знаю, что она делает здесь, - тут де Труа наиграно встрепенулся, будто эта мысль только что пришла ему в голову, - да не пытается ли она вредить вам?

- Именно этим она сейчас и занята.

- Вы знаете, граф, позвольте я выскажу свое мнение, постарайтесь понять меня правильно. Мне не кажется, что госпожа Жильсон очень опасный человек. Уж очень она афиширует свою связь с орденом. Вы ведь знаете, такие вещи, скорее, принято скрывать. Тут, думаю, вот что: она не столько к ордену принадлежит, сколько хочет использовать якобы к нему принадлежность в своих целях.

- Слишком прихотливый поворот мысли.

- Может быть, но, тем не менее, мне кажется, что бояться госпожи Жильсон вам надо меньше, чем самого ордена тамплиеров.