Эдвар Смит «Док» - Кровавое око Сарпедиона

— На Земле, — тихо произнес Рольф, — это скопление, по-видимому, называют «Америкой» из-за его формы. Как странно звучит сейчас это название!

— Хотел бы я снова оказаться там, — совершенно искренне ответил Беннинг.

Бехрент, не отрываясь, смотрел на сияющий звездный поток. Для него в этой картине не было ничего удивительного и прекрасного; облако бросало вызов капитану — вызов, на который он не мог ответить. И он это знал.

— Звездный шторм, — задумчиво сказал Бехрент. — Вихрь, крутящий светила, планеты и пыль, которые сталкиваются и разрываются гравитационными полями… Самое бешеное скопление в Галактике. — Он повернулся к ним: — И Молот там?

— Да, — ответил Рольф. В голосе его сейчас звенел металл. — Молот там.

При виде этого ужасающего зрелища Беннинг почувствовал благоговейный страх перед таинственным оружием древних Валькаров, покоившимся среди звездных водоворотов и стремнин. На что похож этот Молот, это странное устройство, о котором в Галактике помнили девяносто тысяч лет? Помнили — и боялись…

В ушах его опять прозвучали слова Сохмсея: «Господин, я видел небо в огне», — и такие кошмарные видения предстали перед ним, что ему едва удалось избавиться от наваждения.

— Молот там, — свирепо повторил Рольф, — и мы идем туда. Валькар проведет нас.

Беннинг, внезапно почувствовав себя слабым и разбитым, повернулся к смуглому великану:

— Пожалуй, пора еще раз поговорить с Джоммо.

Однако, шагая по коридору позади Рольфа, он знал, что все бесполезно. Ни Нейл Беннинг, ни Кайл Валькар, ни оба они, вместе взятые, не сумеют провести крейсер через эти звездные джунгли. Невозможно, немыслимо!

Они вошли в каюту, и Джоммо встретил их яростным взглядом попавшего в капкан зверя. Однако Беннинг почувствовал: что-то в нем изменилось. Железо начало гнуться.

Рольф молча шагнул к стене и нажал кнопку. Откинулась панель с видеоэкраном; зрелище звездного шторма впереди потрясало.

— Не пытайся испугать меня, Рольф, — с легким презрением произнес ученый. — Я уже видел это.

— Зачем пугать такого храбреца, — возразил Рольф; никогда еще его лицо не выглядело таким застывшим и мрачным. — Я просто делаю то, что должен делать, — ты же знаешь. И ты знаешь — если я сказал, что мы идем в скопление, мы там будем. В своих расчетах можешь принять это за константу.

Джоммо внимательно посмотрел на Беннинга.

— Если я сделаю то, что ты требуешь, получим ли мы с Теренией свободу?

— О, нет, не сразу, — насмешливо ответил Рольф. — Ваш флот все еще тащится сзади, и мы тут же окажемся в их власти. Нет, пока мы выберемся из скопления, придется вам погостить здесь.

— Он не хочет этого. Он боится, — внезапно сказал Джоммо, бросив на Беннинга быстрый взгляд.

Беннинг знал, что ученый говорит правду; ненависть обожгла его. Джоммо был слишком проницательным! Он судорожно сглотнул и постарался успокоиться.

— Я не боюсь, — его голос не дрогнул, — и хочу напомнить тебе, что у нас мало времени. С каждой секундой мы приближаемся к облаку.

Наступило молчание. Наконец Джоммо решительно махнул рукой.

— Я не могу допустить, чтобы Терения погибла. Я все сделаю. — Повернувшись к Рольфу, он добавил: — Но если получится не совсем так, как ты рассчитывал, не принимай близко к сердцу.

Лицо Рольфа помрачнело еще больше, хотя это казалось невозможным.

— Слушай, Джоммо! Всем известно, что ты умеешь играть с разумом человека, как ребенок с мыльным пузырем. Постарайся не умничать! Если память полностью не вернется к Валькару — без всяких изъянов — клянусь, вы с Теренией долго не проживете!

— Обещаю, — кивнул Джоммо, — все будет, как ты сказал. Однако я знаю о человеческом мозге побольше тебя. И думаю, ты не ведаешь, что творишь.

Он встал, внезапно превратившись из беспомощного пленника в ученого — спокойного, педантичного, уверенного. Он сказал, какое необходимо ему оборудование и сколько понадобится энергии. Выслушав его, Рольф кивнул и вышел. Беннинг остался, его сердце бешено колотилось. Ему не нравилась скрытая угроза, прозвучавшая в словах Джоммо; ему вообще не нравилась вся эта история.

Аппарат, доставленный Рольфом на борт, выглядел совсем просто. Тысячи человеческих жизней и тысячи лет развития технологии в далеких звездных мирах воплотились в этот прибор, но Беннинг, в своем невежестве, видел только кубический ящик с верньерами и странными круглыми шкалами на лицевой стороне и устройство, похожее на массивный яйцеобразный металлический шлем. Джоммо взял в руки этот колпак и указал Беннингу на кресло. Беннинг молча уселся; ученый опустил огромный шлем ему на голову, и щелкнул тумблером.

Поток энергии обрушился на Беннинга; она даже не отважился строить догадки о ее природе. Возможно, то были электромагнитные волны какого-то вида, неизвестные науке Земли. С громовыми раскатами, которые слышал только он один, излучение вливалось в мозг; Беннинг чувствовал, что разум его стремительно вращается над невероятной бездной. Боли не было. То, что он испытывал, было хуже, чем боль, — безумие скорости, ослепляющий свет, за которым надвигалась стена мрака, свистящий водоворот, крутившийся в его черепе; казалось, он достаточно велик, чтобы засосать и поглотить Вселенную. По кругу, по кругу, все быстрее и быстрее, скользя и проваливаясь, барахтаясь в струе энергии, что несла его, смывая барьер за барьером… Они — таяли, исчезали… и вдруг калейдоскоп воспоминаний замелькал перед ним.

Руки Сохмсея, обнимающие его; лицо Сохмсея, очень большое, склонилось над ним; он сам, очень маленький… по щекам текут слезы, саднит разбитая коленка…

Женщина… Терения? Нет, не Терения… У нее золотые волосы, ласковое лицо… Мама… Давно…

Сломанное запястье… но сломано оно не при падении с яблони в Гринвилле — это было одним из фальшивых воспоминаний, которые рушились, исчезали под натиском настоящих. Он повредил запястье во время неудачной посадки на одну из планет Алгола.

Руины… Багровый Антарес в небе; он, полуобнаженный подросток, бегает наперегонки с арраками среди поверженных статуй Катуума, играет со звездами, выпавшими из их рук.

Ночи и дни, холод и жара, еда, сон, болезни и выздоровления, похвалы и наказания, учеба. Ты — Валькар, запомни это! И ты будешь править снова! Воспоминания за двадцать лет. Двадцать миллионов взглядов, поступков, встреч…

Терения. Совсем девочка, моложе его — прекрасная, насмешливая, ненавистная… Терения в дворцовом саду — но это не зимний дворец, а громадное суровое здание в столице… Она обрывает лепестки пурпурного цветка и хохочет над ним — потому что он, Валькар, никогда не сядет на трон.