Роман Глушков - Северный шторм

– На что это вы намекаете? – возмутился приходящий в себя княжич.

– Да ни на что не намекаю, черт тебя подери! – огрызнулся Михалыч. – Давай отстегивайся, выползай наружу и помогай нам выбираться отсюда! И пошустрее, а то, чую, горючкой попахивает! Боюсь, как бы где случайно не заискрило…

Ярославу было не дотянуться до ременного замка здоровой рукой, поэтому Михаил был вынужден сначала освободить княжича, а затем уже расстегивать собственный ремень. Нам с Конрадом тоже пришлось помучиться. Мне с простреленным плечом было крайне болезненно не только болтаться подвешенным вниз головой, но и вообще шевелить больной рукой, а для фон Циммера любая эквилибристика являлась трудной в связи с возрастом. Так что, пока мы с коротышкой, кряхтя и толкаясь, боролись с ремнями безопасности и кратковременным вестибулярным расстройством, Ярослав успел выкарабкаться из салона и убрать несколько мешавших на выходе обломков. Но вместо того, чтобы помогать Михаилу, княжич вдруг начал что-то кричать. Разобрать, что он кричит, было совершенно невозможно.

– Не понял тебя! – откликнулся Михаил, однако уже через миг стало ясно, что Ярослав разговаривал вовсе не с нами. Несколько человек отозвались ему снаружи, и говорили эти люди на таком же тарабарском языке.

На скандинавском!..

Из разбитого автомобиля меня, Конрада и Михаила, естественно, вытащили, только это уже не вызвало у нас никакой радости. Зато наши спасители – десять вооруженных до зубов норманнов – были просто в восторге. На раскрашенных кровавыми полосами лицах спасителей сияли злорадные улыбки: еще бы, ведь этим «башмачникам» посчастливилось изловить в мутном и бурлящем ватиканском водоеме весьма ценную рыбешку.

Меня так и подмывало спросить, во сколько оценивает Вороний Коготь наши головы, но на вопросы просто не осталось сил. Я сидел, прислонившись спиной к обломку рухнувшего здания, отрешенно смотрел на нацеленные мне в лицо автоматы и думал, что вряд ли конунга устроят наши извинения и соболезнования по поводу гибели его сына. Даже тот факт, что мы вызволили из плена лучшего друга Лотара, теперь не имел никакого значения. Вероятно, побывавший в плену Ярослав еще мог рассчитывать на снисхождение Грингсона, но наша судьба была окончательно решена. Фенрир – этот чокнутый ублюдок с вечно дергающимся лицом – с удовольствием удавит нас на наших же собственных кишках, после чего в знак победы разрисует себя моей кровью, подобно вот этим скалящимся идиотам. И это только те ужасы, на которые хватало моего воображения. У Фенрира же фантазия на сей счет будет во сто крат побогаче.

М-да, вляпались…

«Не стреляйте! – кричал Ярослав своим бывшим братьям. – Именем Видара умоляю: не стреляйте!..» Надо признать, что парень все-таки спас нам жизни. Вылези первыми из «Хантера» я или Михаил, нас бы, скорее всего, сначала пристрелили, а уже потом опознавали. Но княжич, которого норманны пока не позабыли, среагировал быстро и не дал нас в обиду… Если, конечно, в нашем положении это можно было считать везением.

Канонада, что десять минут назад захлестнула этот район, теперь переместилась южнее – «башмачники» били Защитников и в хвост и в гриву, оттесняя их в южные районы. Продолжай северяне в том же духе, к завтрашнему утру в их власти будет весь город. Видимо, взрыв траурной ладьи, снесший почти четверть столицы, окончательно надломил боевой дух ватиканских солдат, еще не оправившихся после разгрома армии Крестоносцев под Базелем. Единственный оплот горожан – стены Божественной Цитадели – буквально за час превратились из вызывающей трепет твердыни в никчемные памятники утраченному могуществу.

Привычный мне мир, что начал рушиться после вторжения норманнов в Святую Европу, доживал последние дни. Я не скорбел по нему и не радовался его гибели, поскольку сам готовился исчезнуть вместе с ним. Как один из динозавров жестокой, но все-таки родной мне Эпохи Стального Креста…

Двое норманнов – по-видимому, старшие этой маленькой боевой группы – отошли в сторонку и начали совещаться. Они определенно не хотели, чтобы их расслышал Ярослав. Ему не было сделано «по старой дружбе» никаких поблажек, и княжич также находился вместе с нами под конвоем. Впрочем, Ярославу все равно удалось разобрать, о чем толковали эти двое дружинников.

– Они решают, кому лучше нас сплавить: Фенриру или же самому Грингсону, – шепнул мне на ухо княжич.

– А какая разница? – так же шепотом спросил я.

– Для нас – абсолютно никакой, – пояснил Ярослав. – Но если парни сдадут нас конунгу, датчанин может посчитать себя уязвленным и затаить на них обиду. Для Фенрира поймать вас, господин Хенриксон, – вопрос чести, ведь вы убили его братьев. Однако, попади мы к нему, – и все почести достанутся датчанам, а это, как вы понимаете, наших друзей тоже не устраивает. Да, серьезную дилемму мы им подбросили: угодить в немилость Горму или довольствоваться лишь малой частью заслуженной награды.

– А что бы выбрал ты? – полюбопытствовал я.

– Лично я бы на их месте не стал портить отношения с форингом мокроногих, – признался Ярослав. – Разве я смогу радоваться награде конунга, зная, что заполучил в нагрузку к ней такого недоброжелателя, как Горм? Нет уж, тогда лучше вообще обойтись без награды…

Ярослав неплохо изучил нравы, царившие в этой звериной стае. Спор норманнов о нашей участи (вернее, не столько о нашей, сколько о своей) завершился так, как и предсказал княжич: нас погнали к Фенриру, «Сотня» которого воевала сейчас у дворца Гласа Господнего. А дабы мы по пути не разбежались, нас выстроили в весьма своеобразную процессию. Моя правая рука находилась на перевязи, поэтому конвоиры, недолго думая, определили нас с Ярославом в пару, сцепив нам наручниками здоровые руки. С Михаилом обошлись грубее: отобрали трость, посчитав ее за оружие, а вместо костыля приставили к калеке Конрада, на чье плечо и должен был опираться Михал Михалыч. А фон Циммеру, во избежание эксцессов, связали руки за спиной – норманны чуяли, что толстячок-коротышка вовсе не такой безобидный, как казался на первый взгляд.

Конвоировать ценных пленников было решено по наиболее безопасному маршруту. Поэтому сначала нас отвели чуть севернее – туда, где бои уже отгремели, – и только потом погнали ко дворцу, который в данный момент находился на отвоеванной норманнами территории. Судя по стрельбе, доносившейся со стороны дворца, штурм его был в самом разгаре.

Улицы, по которым нас гнали, кишели «башмачниками», но выглядели эти вояки не чета грозным дружинникам передовых отрядов. Идущие в арьергарде норманны – пожилые «обозники», легко раненные в недавних схватках бойцы, а также не утратившие боевой дух калеки – производили дотошную зачистку зданий, успевая при этом набивать кузова своих автомобилей награбленными ценностями. Запоздавшие Защитники не успели как следует закрепиться в этом районе, поэтому их вышибли отсюда за считаные минуты. Улицы хранили на себе следы яростных скоротечных боев: стены домов, изрешеченные пулями и изуродованные снарядами; разбитый булыжник мостовых и человеческие тела – в основном в форме Защитников Веры, – до которых пока никому не было дела.