Марина Дяченко - Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок

Я глядел на него, как на невидаль. Как…

Нет. Даже на постояльцев я никогда не смотрел с таким ужасом и отвращением.

* * *

Уже в каюте корабля я, активировав этюдник, нашел записку. Она была нарисована от руки — но не выведена на печать, и потому этюдник, едва заработав, сразу подсунул записку мне под нос.

Она была не от Деллы, как я надеялся.

«Напоследок, — прочитал я. — Вы ведь хотели знать, что на самом деле случилось с ее матерью? Слушайте…»

Строчка обрывалась. Человек, писавший записку, не очень знал, как пользоваться этюдником; далее следовали несколько зачеркнутых слов.

«…пытаясь снова. Я очень хотел, чтобы она прорвала пленку… чтобы она поняла меня. Эти мои усилия питали нашу энергосистему… но не приближали к цели. Моя жена не смогла… ни понять меня, ни пережить своего поражения. И дело было вовсе не в том, что я воспитан постоялкой, а она — человеческой женщиной…

Теперь, когда наши аккумуляторы полны, когда мы обеспечены энергией на целый год — эти мои слова не имеют большого значения. Но вы ведь хотели знать — так знайте…

Всякий раз, когда кому–то удается шагнуть за грань и выбраться из скорлупы непонимания — высвобождающейся энергии хватает на то, чтобы раскрутить новую галактику. Или, на худой конец, выбросить росток из сухого зерна. И если когда–нибудь вы услышите…»

Несколько строчек пропало — внутренний сбой, а может быть, тряхнуло при старте.

«…в ожидании человека, который понимает. И я верю, что когда–нибудь такой человек встанет на нашем пороге.

А теперь прощайте, милейший тан–Лоуренс. Простите, если что не так; на вашем месте я все–таки вернулся бы на Землю и поговорил с сыном…

Искренне ваш — Глостер.

Медная Аллея».

2003

Феникс

* * *

— Восстанет, на что спорим?

— Ни фига не восстанет.

— Так спорим?

— Не восстанет!

— Давай зажигалку. На что спорим, ну?

На заднем дворе школы, позади поросшей травой спортплощадки, трое мальчишек поджигали феникса. Он вспыхивал, окутывался красными языками и распадался пеплом, чтобы через секунду восстать и появиться снова — живым и здоровым, с железной цепочкой на лапе.

Цепочка не горела и не распадалась. Старший из мальчишек держал другой ее конец, затиснув в кулаке.

* * *

Где–то за спортплощадкой, у бетонного забора, вспыхивало и гасло красное зарево. Дима сидел за последней партой у окна; места трех одноклассников пустовали. Вчера Длинный хвастался, что отец добыл ему феникса…

— Греков, ты слушаешь?

— Да, Ирин–Антоновн.

— Так смотри на меня, а не в окно! Будущее воскресенье — день Выбора, ты знаешь?

— Да.

Ирина Антоновна вздрогнула и пригляделась внимательнее. Потом нахмурилась, будто вспомнив неприятное, вздохнула и продолжала, обращаясь теперь ко всему классу:

— Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше. В будущее воскресенье все мы будем выбирать, как нам дальше жить. Вы, как несовершеннолетние, не имеете права голоса, тем большее значение приобретает выбор ваших родителей… Дима вертел в руках карандаш. Кончик его был изгрызен, как облюбованное бобрами дерево.

* * *

Вчера они ходили к нотариусу всей семьей… бывшей семьей. Отец нервничал, сжимал и разжимал пальцы, потом спохватывался, клал руки на колени, старался казаться спокойным и даже веселым.

Дима, говоря официальным языком, «присоединялся к выбору мамы». Мама решила голосовать за «Синицу в руке». А отец сказал, что не станет выбирать «Синицу» даже под страхом расстрела — он еще молод, полон сил и хочет многого в жизни добиться.

Он выбирает «Рывок в будущее», на эмблеме которого нарисован бегущий гепард.

Диме снился этот гепард. Как он стелется в воздухе, будто дым от папиной сигареты. По закону, если бы Дима сказал нотариусу, что хочет остаться обязательно с папой… Да еще прибавил, что молод, полон сил, хочет многого в жизни добиться… Что–нибудь в этом роде, специальным языком, красивыми словами, как в рекламе. Тогда ему разрешили бы «присоединиться к выбору отца». И папа — Дима видел — немножко на это надеялся, но ведь рядом, касаясь Диминого плеча, сидела мама!

Самым ужасным был момент, когда нотариус, толстая тетушка в сиреневой блузе, спросила Диму ласковым голосом, к чьему выбору он хочет присоединиться. Дима молчал; у нотариуса был маленький кабинет с террариумом, в котором жила двухголовая змея, и Дима смотрел на нее и думал: а что, если эти головы проголосуют по–разному?!

Его уговаривали минут двадцать. Он не отвечал и старался не плакать. В конце концов выдавил, как и было уговорено, что он «присоединяется к выбору матери». Нотариус двумя руками взяла печать, с натугой приподняла над столом и опустила на край заверенной бумаги, из–под печати повалил пар, а нотариус, отдуваясь, поздравила Диму с выбором… И у него потемнело перед глазами.

Они вышли на улицу. Шел дождь. Дима плакал, уже не скрываясь, а отец кричал на маму, и капельки из его рта смешивались с дождинками:

— Ну почему ты мне не доверяешь? Почему ты мне доверяла двенадцать лет, а теперь перестала?!

Мама стояла, бледная и очень твердая, цедила слова сквозь зубы, как цедят сквозь сито воду из–под макарон:

— Я тебе доверяла. Я с твоей подачи проголосовала за «Любителей цветов» на прошлом Выборе! И что с нами сделали твои «цветы»? В каком мире пришлось жить столько лет, во что превратился твой сын в этом мире?!

Отец как–то весь провис, будто дождь размочил твердый стержень, на котором держалась его спина.

— Чем же плох этот мир, ну, подумаешь, несколько странностей… Свет, вспомни, мы ведь решали вместе!

— То «доверяешь», — сказала мама желчно. — А то — «решали вместе». Так вот теперь, мой дорогой, «вместе» я решать не буду. Выбирая «Синицу», я, по крайней мере, знаю, что Димка нормально доживет до совершеннолетия. Я знаю, что делаю, ясно тебе? Я отвечаю за свой выбор, ясно?!

— Зачем это нужно? — спросил Дима, о котором, кажется, забыли. — Зачем обязательно… Зачем выбирать?

* * *

Вспыхивало и гасло красное зарево за спортплощадкой. Неужели они жгут феникса? Им интересно смотреть, как он раз за разом восстает из пепла?

Родители Длинного и его дружков выбрали «Свободу». Это значит, что они навсегда исчезнут из Диминой жизни. Неизвестно, хорошей окажется эта «Свобода» или плохой: папа говорит, предвыборные обещания всегда отличаются от настоящей жизни. Но Диму судьба Длинного не волнует. Пусть они все делают что хотят.

— …Выбор, — говорил папа, — естественное состояние человека, природы, всего, что угодно. Ты рисовал блок–схемы алгоритмов? Если N больше десяти, иди налево, если меньше или равно десяти — иди направо… Если горит зеленый — переходи дорогу, красный или желтый — стой. Если сколопендра находится в тени — беги и вызывай милицию. Если она частично или полностью на солнце — замри и стой, задержав дыхание. Каждый день мы выбираем, каждую секунду в нашем организме делятся миллионы клеток… Клетка бессмертна, потому что не боится выбирать, Дим. Так почему боится Выбора человек?