Василий Головачев - Черный человек. Книга 2

— И все же я не понял высказывание Держателя Пути, — не удержался Мальгин в финале своих размышлений. — Он сказал, что у человечества есть шанс… а оно вымерло, несмотря на этот шанс.

— Вы все-таки ограниченны, как и всякий человек, — снова погрустнел Живущий. — В отличие от других интрасенсов, вы больше землянин, чем они, и все еще находитесь на полпути к истинной свободе. То, что для вас — реальность, для вселенной — сценарий того, что может быть. И факт одновременно. Это трудно воспринимается, так что примите как данность, как один из законов этого мира, который вы еще не открыли.

Мальгин некоторое время боролся с собой, пытаясь найти в памяти нужные сведения, свои и маатанские, но вынужден был отступить.

— А вы можете забросить меня еще дальше в будущее?

— Могу, но тогда ваш шанс вернуться домой будет сведен к нулю.

— Почему?

— С течением времени начинает сказываться правило возрастания принципиальной невосстановимости событий, следствие закона природы этой вселенной: не существует полностью обратимых процессов.

Мальгин помолчал.

— А что ожидает этот космос в будущем? Я имею в виду достаточно отдаленное будущее.

— Через двести триллионов лет стэгспансия — фаза застойного расширения — закончится и начнется… — Живущий-за-Пределами замялся: — Простите за неточность. Фаза расширения сменится сжатием по очень простой причине: из-за экспериментов Вершителей.

— Что это за эксперименты?

— О, Вершители экспериментируют только в глобальных масштабах, вряд ли их дела можно оценить воображением. Они изучают тезис о неустойчивости материальной структуры этого мира к варьированию фундаментальных физических констант, исследуют границы законов конфайнмента[91], жонглируют сотнями уровней реальности, поворачивают стрелу времени… что им в конце концов и удалось.

— Зачем?!

Живущий-за-Пределами молчал минуты две.

— Они не всесильны. И пытаются привлечь внимание того, кто может все! И ждут его. И пытаются постичь смысл слова «всемогущ». Но я не уверен, постижимо ли это в принципе.

Мальгин снова был ошеломлен и одновременно разочарован. Прошло немало времени, прежде чем он пришел в себя.

— Но вы только что говорили… Вершитель — Великий Предок… и потомок… Разве он не?… Значит, существует кто-то еще более великий?

— Не знаю, — опечалился Живущий.

— Не знаете?!

— А чем я лучше Вершителя? Я всего лишь одна из его реализаций, как Свидетели, Строители Пути, Хранители, Искатели, Ограничители, Кладовые Памяти и тому подобное. Я всего-навсего Живущий-за-Пределами Знаний, и тайн на мою жизнь хватит. Да и едва ли в Большой Вселенной есть кто-то, кто знает все! В том числе и тот, кого ждут Вершители. А теперь прощайте, непроснувшийся, может быть, мы и встретимся еще когда-нибудь, тем более что мы связаны нитью кармы.

— Постойте, — быстро сказал Мальгин, — есть два вопроса…

— Если бы два, — заметил Живущий с улыбкой. — А то ведь сто двадцать два, верно? И зачем Вершителям маатане, и куда они везли груз информации и энергии, и существуют ли еще реликтовые «сверхструны», и где те Пределы, за которыми я живу, и где искать друзей… а?

Мальгин глубоко вздохнул, расслабляясь, улыбнулся в ответ.

— Да, вы правы. Но хоть бы на один вопрос вы ответите? Что значит «мы связаны нитью кармы»?

— Это значит, о непроснувшийся брат мой, что мы — я, вы, Паломник, и Кузьма-негуман, и Держатель Пути — суть воплощения Вершителя и связаны его дыханием. Всеми, кто тебя услышал, был ты сам. Просыпайся, колдун!

Мальгину показалось, что он раздвоился: половина его — человеческое тело — осталась в недрах Спутника, а вторая рванулась в космос, причем сразу во все стороны, и тут же пси-прожектор Чужого в голове погас. Огромный, невероятно огромный мир, распахнувшийся было в сознании, сжался до пределов черепной коробки, гулкий медный удар сердца потряс организм, открывшаяся внизу бездна, не бездна пространства — бездна времени, затянула, увлекла, и грохот падения, длившегося одну пульсацию сердца, был слышен, наверное, во всей Вселенной… Бездна сжалась в туннель, в трубу, в копье, в струну… — брызнул в глаза свет — гигантская сфера Солнца вывернулась сбоку, мелькнула под ногами каменистая, отмеченная оспинами кратеров планета, потом обзор закрыли металлические стены, и движение остановилось! Он стоял в кабине метро спейсера «Ирокез», висевшего над Меркурием. Он был дома!

Вершитель вернул его, мелькнула мысль. И вслед за ней другая: он сам вернул себя. И на долгое время остались от встречи впечатление величия, возвышенности и вместе с тем простоты происходящего, ощущение присутствия при событиях вселенского масштаба и, наконец, чувство глубины, влекущей бездны. Это последнее переживание было беспредельно, неизмеримо и не выразимо никакими словами.

Глава 9

— Этого я уже не помню, — тихо сказала Боянова, взглядом попросив поддержки у Шевчука.

В кабинете их было трое: комиссар, его заместитель и Столбов. Видеопласт преобразил помещение в гилею — пойменный лес, у ног инспектора плескалась вода, из которой вырастали нежно-зеленые с голубоватым и салатовым налетом стволы лиственниц.

— Дифференциальная амнезия, — пробасил Шевчук, поглаживая бороду в некотором замешательстве.

Столбов кивнул. Власта помнила все вплоть до момента встречи с Шаламовым и то, как она возвращалась, но саму встречу память не сохранила.

— Это меня надо казнить, — сокрушенно развел руками Шевчук. — К Шаламову обязан был пойти я, в крайнем случае Лютый, комиссар не должен рисковать собой в таких обстоятельствах.

— Ты тоже не Бог, — все так же тихо проговорила Боянова, жестоко казнившая себя за ошибку. — И даже не интрасенс. С тобой случилось бы то же самое.

— Зачем тебе это понадобилось?

— Я хотела… — Власта дернула плечом, свела брови, словно воспоминание стоило ей невероятных усилий. — Я хотела предложить ему преодолеть черное отчаяние, обрести надежду и сохранить чувство смысла. Кажется, именно это я и сказала… не помню точно. И вообще?… — Боянова будто очнулась, заговорила резко. — Комиссар имеет право рисковать, где считает нужным. Или Совет уже лишил меня полномочий? Кстати, где Шаламов?

Столбов покосился на Шевчука, промолчал.

— А Мальгин?

Снова тишина в ответ.

Боянова подождала немного, выслушала мысленное сообщение Умника: он принял вопросы комиссара как обращение к нему.

Столбов знал о финале операции над Меркурием со слов Лютого и по видеорепортажу Умника, но и для него появление неизвестно откуда Клима Мальгина оказалось полной неожиданностью.