Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Достаточно времени для любви
Когда Дора сняла платье, стало заметно, что она беременна. Она была обвешана оружием, включая пояс с кобурой на бедрах.
Лазарус тоже выбрался из килта и прочего великолепия.
— Можешь не помогать мне, дорогая. Ты сегодня отлично поработала! Дай мне самый старый комбинезон.
— Но я же хочу помочь. Что ты собираешься с ними делать?
— Положу в фургон и отвезу подальше вниз по реке, чтобы о них позаботились прыгуны, потом вернусь. — Он взглянул на солнце. — До заката еще полтора часа. Времени хватит.
— Лазарус, я не хочу, чтобы ты оставлял меня сейчас! Потом сделаешь.
— Ты расстроилась, моя смелая Дора?
— Немного. Не слишком. Ах… Стыдно сказать — мне захотелось. Это извращение, да?
— Длинноногая Лил, ты возбуждаешься от всего. Да, в общем-то твоя реакция извращенная — она на удивление часто встречается, когда человек впервые сталкивается со смертью. Стыдиться нечего. Это просто рефлекс. Кстати, брось комбинезон — смыть кровь с тела гораздо проще, чем с одежды. — Он отодвинул брус и открыл ворота.
— Мне уже случалось видеть смерть. Когда умерла тетя Элен, я расстроилась гораздо сильнее, но нисколько не возбудилась.
— Я хотел сказать, когда впервые встречаешься с насильственной смертью. Дорогая, я хочу вытащить тела наружу, прежде чем кровь впитается в землю. А поговорить можно потом.
— Ты не сможешь погрузить их один. Я в самом деле не хочу расставаться с тобой сейчас, действительно не хочу.
Лазарус остановился и посмотрел на жену.
— А ты расстроилась гораздо больше, чем позволяешь себе показать. Это тоже часто бывает: человек машинально действует решительно, а реакция приходит поздней. Так что перебори себя. Я не хочу надолго оставлять ребят дома одних. А сажать их в фургон рядом с этими скверными тушами тоже незачем. Убеди себя, что я отошел недалеко, метров на триста, а сама тем временем поставь чайник. Когда я вернусь, придется помыться, даже если на меня не попадет ни капли крови.
— Да, сэр.
— Дора, в твоем голосе не слышно радости.
— Я сделаю так, как ты хочешь. Но можно было бы разбудить Заккура и попросить его посидеть с ребятами. Он уже привык.
— Ну хорошо, дорогая. Только давай сперва их погрузим. Можешь поддерживать их за ноги, пока я буду таскать. Но если тебя вырвет, останешься с детьми, а я все сделаю сам.
— Не вырвет. Я почти ничего не ела.
— Я тоже. — Продолжая заниматься этим неприятным делом, Лазарус сказал: — Дора, а ты превосходно среагировала.
— Я заметила твой сигнал. У меня хватило времени.
— Тогда я еще не был уверен, что он осмелится вытащить пистолет.
— В самом деле, дорогой? Я знала, что они хотели убить тебя и изнасиловать меня, — еще до того, как они если за стол. Разве ты не чувствовал этого? Поэтому я постаралась получше накормить их, чтобы им стало трудно двигаться.
— Дора, а ты действительно ощущаешь чужие эмоции?
— Да ты только взгляни на его физиономию, дорогой. И дети его ничуть не лучше. Просто я не была уверена, что ты с ними справишься. И решилась уже покориться насилию, если это могло бы спасти нас.
— Дора, — грустно произнес Смит, — я допустил бы, чтобы тебя изнасиловали, только в том случае, если иначе мне не удалось бы спасти твою жизнь. Сегодня, слава Богу, обошлось. Семейка Монтгомери показалась мне подозрительной уже у ворот. Три пистолета на поясе, а мой под килтом — могли возникнуть проблемы. Если бы он намеревался убить меня, незачем было тянуть.
Надежная моя, три четверти успеха в любой схватке обеспечивает решительность, надо лишь уметь уловить момент. Поэтому я так горд тобой.
— Но ты же все сделал сам, Лазарус. Дал мне сигнал, остался стоять, когда он велел тебе садиться, а потом отошел к другому концу стола, стараясь держаться подальше, когда я начну стрелять. Спасибо тебе. Мне оставалось только выстрелить, когда он достал пистолет.
— Конечно, я старался не попасть тебе под руку, дорогая. В моей жизни это уже не первый случай. Но лишь твой точный выстрел избавил меня от необходимости возиться с папашей, а дал возможность всадить нож в Дэна. А Леди занялась Дарби. Вы, девушки, не дали мне разорваться натрое. Это я всегда считал трудным делом.
— Ты же учил нас обеих.
— Мм-м, да. Но это не умаляет твоей заслуги. Когда он выдал себя, ты выстрелила, не потеряв даже доли секунды. Словно ты собаку съела на пистолетной стрельбе. Обойди-ка фургон и подержи мулов — я открою дверцу сзади.
— Да, дорогой.
Не успела она подойти к передней паре мулов и ласково заговорить с ними, как Смит окликнул ее:
— Дора! Иди скорей сюда!
Она вернулась.
— Погляди-ка. — Смит вытащил из фургона плоский кусок песчаника и опустил на землю рядом с трупами. На камне было написано:
БАК
РОДИЛСЯ НА ЗЕМЛЕ В 3031 отР.Х.
УМЕР НА ЭТОМ САМОМ МЕСТЕ,
НЕ ДОЖИВ ДО 37 ЛЕТ.
ОН ВСЕ ДЕЛАЛ ХОРОШО.
— Что это, Лазарус? Понятно, что они хотели изнасиловать меня: наверное, много недель не видели женщин. Понятно даже, зачем они хотели убить тебя: они готовы были на все, чтобы добраться до меня. Но зачем им понадобилось красть камень?
— Не ломай голову, дорогая. Люди, не уважающие чужой собственности, способны на все. Они украдут что угодно, даже если вещь прибита гвоздями. Даже если она не нужна им. — Смит помолчал и добавил: — Если бы я знал об этом раньше, то не дал бы им шанса. Таких людей следует уничтожать немедленно. Проблема только в том, как быстро распознать их.
Минерва, Дора была единственной женщиной, которую я любил до самозабвения. Я знаю, что не сумею объяснить почему. Я не любил ее так, когда женился на ней; тогда у Доры еще не было времени показать мне, какой может быть истинная любовь. О, конечно, я полюбил ее сразу, но то была любовь дряхлеющего отца к любимому ребенку или нечто подобное чувству, которое можно испытывать к любимому домашнему животному. Я женился на ней не по любви, а потому, что восхитительное дитя, которое подарило мне столько радостных часов, хотело иметь… моего ребенка. И существовал единственный способ подарить ей то, что она хотела, и потешить свое самолюбие. Поэтому я почти хладнокровно рассчитал цену и решил, что все обойдется мне настолько дешево, что я вполне могу сделать Доре подобный подарок. Подумаешь, она же эфемерка. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, от силы восемьдесят лет — и она умрет. Можно пожертвовать такой малостью, чтобы украсить прискорбно короткую жизнь моей приемной дочери, — так я думал тогда. Это немного, и я могу принести такую жертву. Да будет так! Остальное попросту следовало из того, что я не признаю полумер, — продвигаясь к цели, следует идти на все. Я рассказал тебе о некоторых из возможностей; вероятно, я не упомянул, что подумывал на время жизни Доры остаться капитаном «Энди Джи», а Заккур Бриггс мог бы заняться земными делами или выкупить свою долю, если это его не устроило бы. Но если для меня восемьдесят лет в космическом корабле — пустяк, то для Доры это целая жизнь, и она могла бы не согласиться. К тому же корабль отнюдь не идеальное место для воспитания детей. А что с ними делать потом, когда вырастут? Высаживать на первых попавшихся планетах? Это не дело.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});