Валерий Нечипоренко - Агент чужой планеты

Когда-то эти бумажечки стоили дороже золота. А сейчас им -- грош цена.

А Строгий, видать, был не дурак. Понятно, для чего он наполнял эти папки. Надеялся, что его не тронут, раз он держит на поводке столько важных персон. Тогда почему застрелился?

А может, он и не стрелялся вовсе? Слишком многим не давал спокойно спать его архив. Может, он высокомерно улыбался до последней секунды, полагая, что контролирует ситуацию? А его участь уже была предрешена.

А может, Петр Строгий был "правильный" мужик? И готовился выступить со смелыми разоблачениями, но его опередили?

Да, годится и эта версия, и та, и третья, и десятая.

Быть может, когда-нибудь наступят просвещенные времена, -- что ж, пускай тогда беспристрастный исследователь изучит эти архивы. Кальку надо сохранить. А пока...

Муру нов завернул папки в полиэтилен и клеенку, закрыл ящик и выбрался наверх. Забросав яму песком, он утрамбовал его, да еще присыпал сверху хвоей. Вот так хорошо!

Ему было грустно, но разочарования, тем более злобы он не испытывал. В сущности говоря, частью своего сознания, быть может львиной его долей, он давно уже жил в мире книг. А это приключение разве не сродни литературному? Тем более что из книги оно началось, в книгу же и вернется. А в книжном мире -- свои законы. Притом в глубине души он предчувствовал подобный исход.

Мурунов посмотрел на часы. Через час-полтора начнет светать. Самоиронично усмехаясь, он извлек из рюкзака вместительную сумку, куда собирался уложить найденные сокровища. Нет худа без добра. Он все же наполнит эту сумку сокровищами, только лесными -- отборными грибами, и успеет еще на утренний поезд.

РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В МАЛИННИКЕ

Недавно мой добрый приятель Павел Иванович Перепечин, тот самый, рядом с дачным участком которого прошлой осенью обнаружили скрюченный труп с жуткой гримасой на лице, передал мне кипу блокнотных листков, исписанных торопливым мелким почерком. Эти бумаги, по его словам (а у меня нет оснований не верить Павлу Ивановичу), он извлек из бутылки, которую подобрал в своем малиннике. Хотел было выбросить их в костер, да вовремя спохватился, вспомнив о моем пристрастии к подобным находкам.

Должен сказать, что и я не сразу принялся разбирать эти каракули, тем более что бумага местами намокла и текст расплылся.

Но однажды в бессонную зимнюю ночь моя рука потянулась к неведомым запискам. Прочитав первую страничку, я уже не мог остановиться и просидел до рассвета, продираясь сквозь огрехи почерка, как через заросли шиповника. Открывшаяся мне история, история подготовки и осуществления коварного преступления, равно как и невероятный финал дьявольского замысла, потрясли меня, но одновременно укрепили веру в высшую справедливость.

На мой взгляд, эта поучительная история достойна внимания читающей публики.

Я не менял в ней ни слова, лишь восстановил по смыслу испорченные места (а таких набралось совсем немного) да исправил ошибки, вызванные скорописью.

Впрочем, довольно пояснений.

Вот рассказ человека, душу которого, надо полагать, Господь обрек на вечные муки в аду.

* * *

"Времени остается мало, а объяснить нужно все. Буду писать коротко, главное, суть. Итак...

В мой смертный час память возвращает меня к тому дню, когда мы -несколько старинных приятелей -- собрались после сауны за накрытым столом. В углу комнаты мирно потрескивал телевизор. Никто его не смотрел, тем более что шла передача на осточертевшую всем криминальную тему. Наверное, один только я услышал прозвучавшую с экрана реплику милицейского полковника, что, дескать, органы встревожены ростом числа немотивированных преступлений. Эта сентенция вызвала у меня улыбку, которую я поспешил адресовать Константину, сидевшему напротив. Тот широко улыбнулся в ответ и приподнял свой бокал с пивом, совершенно однозначно истолковав мой взгляд.

Славный, прямодушный, деликатный Костя! Мог ли он догадываться, что вот уже второй год я вынашиваю планы его убийства и сейчас шлифую последние детали? Лгут, что человек предчувствует беду. Костя начал обсуждать, у кого соберемся после сауны в следующий раз, не подозревая, что следующего раза для него не будет. Жить ему оставалось несколько дней.

Костя -- мой самый близкий друг, чуткий и бескорыстный. Для меня в его лексиконе отсутствует слово "нет". Попроси я у него почку для пересадки -отдаст без колебаний. Такие друзья воистину редки, их нужно ценить и беречь.

Я и ценил, пока в один прекрасный день не понял, что ненавижу его до умопомрачения. Ненависть, это одно из самых сильных человеческих чувств, затопила мою душу до краев (ау, тов. полковник!).

Конечно, какой-нибудь крючкотвор может вывести, будто я безудержно завидовал Константину. Дескать, у того и положение посолиднее, и доходы повыше, и жена помоложе... Клянусь: чем-чем, а завистью здесь и не пахнет. Да и как можно завидовать доверчивому олуху, которого ничего не стоит обвести вокруг пальца? Если он чего и добился в жизни, то не благодаря уму и талантам, а лишь оттого, что родился в сорочке. Меня посетил каприз: испытать на разрыв нить его удачи. Только и всего.

Вот тогда-то -- чисто теоретически -- я начал прикидывать, нет ли безопасного способа навсегда спровадить с моих глаз этот раздражитель. Поначалу это походило на азартную игру или фантазии полуночи.

Но тайные мысли имеют странность самопроизвольно перемещаться по слоям нашего сознания и внезапно всплывать на самый верх, становясь навязчивой идеей. С трепетом я ощутил, что игра требует реальной жертвы. Я понял, что должен сделать это, если не хочу сойти с ума. Но осуществить акцию надо изящно и красиво: железное алиби, толпа свидетелей и, конечно, полное отсутствие крови. Ведь я не мясник.

Едва я принял такое решение, как на меня снизошел покой. Я без труда загнал свою ненависть в самый далекий закуток души и удвоил знаки дружелюбия по отношению к Константину, не уступая ему в приветливости и бескорыстии.

Как раз в этот период Константин получил в наследство от близкого родственника благоустроенную дачу под городом (еще одно доказательство его нескончаемой везучести!). Я охотно согласился его сопровождать...

... А теперь мне придется сделать небольшое отступление.

Много лет назад, еще будучи студентом, я снимал комнатку у одного мудрого, хитрого старичка. Однажды он поведал мне историю, гвоздем засевшую в памяти.

Жила в собственном доме благополучная семейная пара средних лет. Муж был человеком хозяйственным, тихим и непьющим. Словом, идеальный супруг, если не считать того, что уже давно неспешно готовился отправить дражайшую половину на тот свет. План его был прост до гениальности: в течение нескольких лет, шаг за шагом, он приучал жену мыть по вечерам ноги в тазике, причем именно на кухне, рядом с крышкой люка от погреба. Он и скамеечку удобную смастерил, пришпандорив ее к полу, и колонку поставил, и даже приобрел новый металлический таз, такой широкий, что наполненным его невозможно было пронести через дверь... Словом, постепенно у хозяйки выработалась чисто автоматическая привычка.