Александр Щеголев - Львиная охота

Он отдалял и отдалял эту проклятую тему: все надеялся, что ответ как-нибудь сам возникнет. Рэй тоже села и сказала совершенно спокойно:

- Скребутан жив.

- Где он? - ничем не выдал себя Жилов.

- Наверное, в каком-нибудь закрытом госпитале. На материке. Его сразу погрузили в санитарный вертолет и - фьюить! - Она изобразила рукой восходящую к небу спираль.

- Откуда ты знаешь?

- Человека можно скрыть от прессы, от полиции, даже от исполнительного листа, но не от того, кто ему искусственное дыхание делает, - дернула носиком Рэй.

- Гончар? - сказал Жилов.

Он встал на ноги, отряхиваясь. Женщина встала рядом. Он оглянулся, посмотрел на уходящий к небу, усыпанный огнями амфитеатр города, и продолжил:

- Стаса будут судить?

И тут же понял, что сморозил глупость. Суд невыгоден Матке, кроме того, если бы главаря такой банды хотели судить, давно бы уже предъявили его публике.

Рэй улыбнулась краешками губ.

- Думаю, наоборот, предложат высокооплачиваемую работу. Подальше от тягот цивилизации, вернее, поглубже.

А почему бы не привязать банкира к креслу перед видеоприемником и не показать русское порно, подумал Жилов. Чего проще?

Задрав голову, он долго смотрел на луну. Разум был свободен и открыт. По дорожке лунного света спустился кто-то, очень похожий на Жилова, и вошел, не спрашивая разрешения. Не бойся, этого они с твоим Стасом не сделают, возразил второй Жилов. Почему? Потому что Стас - твой друг. Неужели ты не понимаешь, как это важно, что он - твой друг? Ему предложат работу, и он, конечно, согласится. Хм, сказал первый Жилов. На Стаса трудно воздействовать, он одинок и вдобавок не боится смерти. Второй Жилов оскорбительно засмеялся. Смерти не боятся только просветленные йоги и люди с заметными отклонениями в психике, ну еще, до некоторой степени, маленькие дети. Стас, бесспорно, ребенок, пусть и большого размера, однако он по-прежнему любит деньги. Он их любит платонически, обронил Жилов (который из них?). Во-первых, откуда ты это знаешь, ехидно осведомился гость, во-вторых, не имеет значения, как он их любит. Негоже Боевым Романтикам иметь такие слабые места в броне; опытный психолог пробьет в ней дырку одним пальцем - и вытащит душу наружу... Вон отсюда, закричал единственный и настоящий Жилов, нечего гадости болтать о моих лучших друзьях! Хотя, если быть честным с самим собой (с кем же еще), то мнение непрошеного собеседника принесло ему некоторое облегчение...

- Ты права, - сказал он вслух. - Будем надеяться.

Я свободен, напомнил он себе, затем пошел вдоль воды, перепрыгивая через языки прибоя. На полуголого Жилова заглядывались, как никогда раньше: сегодня это было для него почему-то важно. Будущего больше не существовало. Прошлого тоже. Максим медленно вынул из карманов штанов божественные Буквы...

Подбежала Рэй.

- Смотри, - сказал он, открывая ладони.

Она и так смотрела во все глаза.

- Нравится?

Она мелко покивала, не пытаясь скрыть восхищение. Как магнитом, повлекло ее к рукам мужчины, невидимая сила заставила ее изогнуться и вытянуть мордочку; изо всех сил Рэй хотела увидеть...

- Проигрыватель? - сочувственно спросил он.

- Пара звуковых синхро-капсул. Со сфероэффектом, - она прерывисто вздохнула, не смея дотронуться.

- Смотри внимательно, - предупредил Жилов, забежал по пояс в воду, после чего, один за другим, швырнул камни далеко в море.

Женщина окаменела, ничего не понимая.

Черные снаряды звучно шлепнули о волны и ушли на дно, смешавшись с одинаковой, идеально отшлифованной галькой.

Давно бы так, горько сказал он себе. Никакой метажмури - никому и никогда, ни взрослым праведникам, ни юным гениям! Живи спокойно, Новый Человек, и пусть никто не вложит в твои руки подобную тяжесть...

- Приговор приведен в исполнение, - сурово сообщил Жилов, вернувшись на берег.

Что же ты натворил, недоумок, явно хотела крикнуть Рэй, однако сказала совсем другое:

- Это преступление.

Она едва не плакала. Ну как же так, ну что же это, изнемогала она от обиды. Ее лицо в одно мгновение стало детским, непривычно растерянным; от ее лица, искаженного светом и тенью, невозможно было оторвать взгляд. Бессилие, как выяснилось, красило это удивительное существо не меньше, чем сила.

- Бывшие возлюбленные очень ранимы, - улыбаясь, сказал ей Жилов. - А также легковерны.

Он привытащил на секунду Буквы из карманов и снова спрятал. Сокровище осталось при нем, разумеется. Как же иначе? Могло ли быть иначе?

- Обманул... - с ужасом прошептала Рэй. - Ты меня обманул...

Ужас превратился в ярость. Ярость превратилась в отработанное неуловимое движение, однако писатель был настороже, сегодня он был в ударе: с любовью перехватив этот скороспелый порыв чувств, он придал летящему телу новое направление и мягко положил проигравшего соперника на песок.

- Прием не готов, - голосом инструктора объявил он. - Повторим?

- Когда ты их успел подменить? - пропыхтела Рэй.

- Говорили же тебе - смотри внимательно.

- Обманул! - повторила она уже с восхищением. - Дьявол...

Кого он обманул? Только ли влюбленную в него женщину? А как насчет себя самого? Да, выбросить ЭТО в море было бы позором и малодушием. Стремясь избавить случайного человека от соблазна стать Богом, на самом деле он всего лишь обезопасил бы собственные сны. Как однажды пытался сделать Эмма... Какой же выход? Отдать ЭТО, подарить кому-то - также было малодушием. Впрочем, как и навечно оставить себе... Существовал ли четвертый вариант?

- Пожалуйста, больше не шути так, - попросила Рэй. - А то я подумаю, что у тебя не осталось желаний.

Он оскорбился, с трудом пряча улыбку:

- У меня не осталось желаний?! Это теперь-то, когда я точно знаю, что вчера на пляже ты была права, и все на свете - игра моего воображения?!

Он помог женщине подняться. Потом притянул ее к себе, готовый к тому, что эта сумасшедшая опять станет бороться, но все обошлось, и тогда он признался:

- Помнишь, ты спрашивала, хочу ли я, чтобы ты разделась? Ответ утвердительный. А потом - чтобы раздела меня.

Когда Жилов тащил Рэй к зарослям акаций, она хохотала, как деревенская дурочка, и шаловливо задирала кислотную маечку, под которой ничего кроме загара не было.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В доме Пшеховских все было открыто: и калитка, и окна, и входная дверь, повсюду горел свет, даже в саду, идиотскими голосами рыдал видеоприемник, вот только жизни в доме Пшеховских было маловато. Не била у них жизнь ключом. Татьяна лежала на диване в гостиной, с трудом вмещаясь в пространство мягких спинок и подушек. Ноги ее покоились на валике. Рубенса бы сюда, подумал Жилов.

- Прости, - виновато сказал он, - я попрощаться.