Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 12

— Прости, не знал. Приношу свои извинения. Отнюдь не хотел тебя обидеть.

— И никоим образом не обидели, — ответствовал полковник.

Эмма, высунувшись из ковчега, крикнула, что кушать подано. Тимоти не заставил себя упрашивать и поспешил на зов. Хоть он и был намного терпеливее Хораса, а тоже давно ничего не ел и ощущал голод.

Эмма выставила на стол блюдо с сыром, блюдо с ветчиной, большую банку джема и хлеб.

— Ешьте сколько влезет, — пригласила она. — К сожалению, все холодное. То ли плита не работает, то ли я не сумела ее включить. Я уж пробовала и так и сяк, а она ни в какую.

— Ладно, обойдемся, — буркнул Хорас.

— И запивать придется водой, — посетовала Эмма. — У нас есть чай и кофе, но раз плита не действует…

— Не волнуйся, — молвил Тимоти ей в утешение. — И не расстраивайся по пустякам.

— Я искала пиво, но не нашла…

— Согласен на воду, — перебил Хорас.

В сущности, обед, а вернее, ужин оказался не так уж плох. Сыр был выдержанный, ноздреватый, тающий во рту, ветчина — тугая и сочная. Ежевичный джем отличался некоторым избытком семян, но в других отношениях был превосходен, и хлеб с хрустящей корочкой не оставлял желать лучшего.

Эмма отщипнула сыру, пожевала ломтик хлеба с толстым слоем джема и осведомилась:

— Что дальше?

— Пока что останемся здесь, — объявил Хорас. — Ковчег вполне комфортабелен по любым меркам, он послужит нам укрытием и штаб-квартирой.

— И как долго это будет продолжаться? — спросила Эмма плаксиво. — Мне здесь совсем не нравится.

— Пока мы не разберемся что к чему. Сейчас ситуация кажется невнятной, но через день-другой она разрешится так или иначе, тогда и будет ясно, как поступить.

— Со своей стороны, — сказал Тимоти, — объявляю еще раз, что при первой возможности возвращаюсь обратно.

— Обратно? Куда? — не поняла Эмма.

— Обратно в Гопкинс Акр. Я и не хотел уезжать. И будь у меня время на размышление, ни за что не уехал бы.

— Но страшилище! — ужаснулась Эмма.

— К тому моменту, как я вернусь, от него там и следа не останется.

— Но зачем тебе возвращаться? — не унималась Эмма. — Не понимаю тебя. Там опасно!

— Там мои книги. И записи, которые я составлял годами. И работа еще далеко не окончена.

— Нет, окончена, — возразил Хорас неожиданно и грубо.

— А я считаю, что не окончена. Осталось много недоделанного.

— Ты же работал, уповая на лучшее будущее! Надеялся указать людям, каким путем идти, какие уроки извлечь из прежних ошибок и как начать все сначала. Ты что, не понимаешь, что все твои старания насмарку? Вот оно, будущее, — Хорас указал на окрестные холмы, — и вот твое человечество, по крайней мере, большая его часть. Вон они, люди, — превратились в искорки света в небе. А бесконечники выполнили свою миссию и улетели.

— Но есть и люди, оставшиеся людьми! Можно начать с них.

— Их слишком мало. Горсточка тут, горсточка там, и все прячутся. Кто-то в прошлом, кто-то в настоящем. Начать все сначала? Не выйдет — генетический фонд слишком беден.

— Что толку его убеждать, — заметила Эмма. — Он упрямец. Если уж ему что-то втемяшится, то хоть кол на голове теши. Сколько ни говори, к каким аргументам ни прибегай, будет держаться своего, хоть тресни.

— Ладно, договорим завтра, — сказал Хорас. — Когда как следует выспимся.

Тимоти поднялся с места.

— Дайте мне парочку одеял. Я хотел бы переночевать на свежем воздухе. Погода сносная, холодов не ожидается. Я уж лучше посплю под звездами.

Эмма без возражений подала ему одеяла.

— Не забредай далеко, — попросила она.

— У меня нет такой привычки, — отрезал Тимоти. Настала ночь. Черное пятно монастыря растворилось в окружающей тьме. По холмам светились зажженные роботами костры, а над ними в небе мерцали мыслящие пылинки. Меж ними различались и звезды, но только самые яркие, — остальные были стерты назойливым мерцанием.

После недолгих поисков Тимоти нашел на склоне ровную терраску, как бы скамеечку, которая могла служить пристойным ложем. Перегнув одно одеяло пополам, уложил его на терраску, прикрылся другим. Вытянулся на спине и уставился в небо, на россыпь посверкивающих пылинок.

Наблюдать было удовольствием, потому что наблюдение вело к раздумьям. Шутка ли — он видел над собой финальную фазу развития человечества! В таком облике, как частички чистой мысли, люди способны пережить конец Вселенной, пережить исчезновение времени и пространства. Разум человечества останется в неприкосновенности в великом ничто, которое продлится вовеки. Останется — во имя чего? Тимоти попробовал вообразить себе, что произойдет, когда не станет ни времени, ни пространства — и может ли произойти вообще что-нибудь? Ответа не было, воображения не хватало.

Час назад он заявил Хорасу, что человечество не проявило должного терпения, не пожелало ждать естественного хода эволюции. Полно, не ошибся ли он сам?

А если творения рук человеческих, дерзновенные человеческие мечты — такие же проявления эволюции, как медленное развитие от первого крохотного биения жизни к разумному существу? А если вмешательство бесконечников всего-навсего подтолкнуло людей в их направлении, предопределенном изначально? Что если первое шевеление жизни на древнем мелководье со всей неизбежностью вело к этой россыпи искр над головой? Что если Вселенная со всем своим величием и чудесами — не более чем оранжерея, где выращивается разум?

Если так, тогда человечество поистине является избранным народом. Хотя вполне может статься, что избранный народ не один, что их много. Чем возлагать все надежды на одну-единственную расу, разве не лучше создать разумные расы во множестве? Одна-единственная может и не выжить, более того, часть рас обязательно сойдет с дистанции на полдороге. Разум склонен совершать нелепые, а может, и неминуемые ошибки, способен и свернуть в такую скверную сторону, что останется разве что истребить его без следа. Иные птицы, и не только птицы, откладывают тысячи яиц в расчете, что хоть отдельные их потомки дорастут до зрелости. Так и эволюция должна была породить целое сонмище разумных рас во имя уверенности, что хотя бы некоторые достигнут полного совершенства.

Ерунда, перебил себя Тимоти. Безумная идея, не стоящая обдумывания даже ради развлечения на досуге.

Но почему, почему человечество предприняло такой шаг как раз тогда, когда освоило межзвездные путешествия, когда могло пожинать плоды долгого технического прогресса? Почему человек вдруг запнулся? От усталости, уклоняясь от потенциальной ответственности, которую он, в свете прежних достижений, вроде был готов и способен принять? Неужели, оказавшись лицом к лицу с необозримым космосом и с открывающимися впереди возможностями, человек отступил из боязни, что не справится? Или из страха, что столкнется с другими, еще более разумными существами?