Ирина Дедюхова - Позови меня трижды…

Но в этот момент ему что-то показалось. На какое-то мгновение… Будто что-то очень знакомое промелькнуло перед ним… Вместо злости сразу нахлынула усталость, и почему-то сразу захотелось уйти отсюда. Убежать.

Одеваясь, Валерий бессвязно говорил еще что-то обидное, но уже не так громко, повторяя после каждой фразы: "Ты слышишь? Ты слышишь?" Катя прислушалась и действительно услышала, что в ней навсегда умирает тянувшая ее с детства безыскусная мелодия. И раскачивающимся колоколом в ней звучали чьи-то слова: "Убейте эту женщину!"

— Слышу, — эхом пищала ему Катя из одеяла каким-то дурацким голосом, — пожалуйста, перестань! Я все слышу…

Остановившись у светофора, Валерий опять увидел ее. Как всегда, она стояла у бровки проезжей части и даже не глядела на него. Но он хорошо знал, что стоит она здесь только ради него. Месяц назад ехали они вот также с Карташом, так тот ее вообще не видел. Валерий понял это по тому, как Вовчик продолжал быстро говорить о том, что всем городским гнидам скоро будет полный венец, торопливо считать вслух причитающиеся ему с Валерия деньги, глядя пустыми глазами прямо сквозь женщину, стоявшую у края дороги. Но тогда она не посмотрела на них.

Странно, она была совсем молодой, не такой, какой он ее еще смутно помнил. Больше Катькиных лет он бы ей не дал. И каждый раз, проезжая мимо светофора, он, холодея всем телом, радовался, что она вновь не взглянула на него.

А сейчас ему вдруг захотелось, чтобы она, наконец, повернула свое лицо к нему. Страх давно исчез, он уже хотел этого нестерпимо, страстно, как никогда еще ничего не хотел в жизни. Но изумрудом зажегся светильник рядом с женщиной, сзади ему уже сигналили другие машины, и, проезжая мимо, он почувствовал, что она с усмешкой взглянула ему прямо в глаза…

У второго после Катькиного дома светофора ее уже не было, но Валерий почувствовал, как чья-то властная ладонь сжала его сердце. Холодная волна боли стала сворачивать вокруг него время, он с трудом припарковал свой джип у бортового камня за светофором. Последним усилием он отстегнул почему-то душивший его ремень и уронил голову на руль. Прямо перед его глазами бежала маленькая мокрая Катька, ее волосы блестели на солнце, она кричала ему, смеясь: "Догоняй, Валет, догоняй!", а он все никак не мог ее догнать…

Инспектор ГАИ увидел спавшего за рулем джипа крутяка, остановившегося в неположенном месте. Он с опаской подошел к машине и осторожно постучал полосатой палкой в запотевшее окно. Тут могло ждать его все, что угодно: и взятка в зеленых, и дуло в рыло. Но человек за рулем не шевелился, инспектор потянул ручку двери, которая свободно ему поддалась, и водитель выпал прямо на грязный асфальт. В воздухе кружились ранние снежинки, но окоченевший инспектор весь вечер надеялся, что это ненадолго, ведь должна же еще быть в их краях оттепель в начале зимы. На лице мертвого водителя застыла счастливая улыбка, снежинки на нем уже не таяли, а тусклые фонари отражались в залитых слезами мертвых глазах…

ШЕСТЕРКА БУБЕН

Шестерка бубен — самая счастливая карта в колоде. Ладно, что напоследок осталась. Она смягчает даже дурное значение туза пик. Означает исполнение желаний, главное ведь, не разучиться желать. С девяткой пик, видишь, перекликается. Это смерть близкого человека. Вообще-то, шестерка — это всегда дорога. А бубновая дорожка должна увести с собой все печали, привести к радости и веселью, как в сказке… Так что же ты загадала? К какой радости ты решишь двигать, касатка?..

Мертвых, оказывается, любить гораздо проще, чем живых. Задумываясь над этой простой истиной, иногда с оторопью понимаешь, что у многих из нас будут довольно ухоженные могилки.

И можно, оказывается, в жизни умирать не однажды. Можно умирать столько, сколько самым близким нам людям будет угодно нас убивать. После того, как вначале графинь, а потом еще и Валеру закопали в мерзлую землю, Катя стала умирать в который уже раз. Но жизнь все продолжалась вокруг нее, а бедное ее сердце все продолжало жить.

Странно, она почти ничего не помнила из того вечера, когда к ней в последний раз приходил Валера. Жаль, ведь о чем-то они говорили тогда, наверно, о чем-то важном… Она лежала в на своей кровати, молча смотрела на ковер. Узоры на нем переплетались все так же… Ничего не менялось вокруг.

Она молчала и была благодарна маме и Маше, которые не лезли к ней, никуда не звали, не приставали, но главное, никого не пускали к ней с пустыми с разговорами.

На кладбище провожать из всех погибших этой осенью, она не ходила, всех похоронили без нее, и поэтому все так и оставались для нее живыми. Разум ее все пытался и никак не мог осмыслить происшедшее. В ее голове все так же сворачивалась оборотная ведомость сложных многоходовых проводок ее отношений с Валерием, Вовой, графинями… Росла солидная кредиторская задолженность Валерки и Вовы за все предыдущие кварталы до того, и каким дебетом она могла покрыть всю их несуразную жизнь и еще более нелепую смерть? Почему она так и не смогла никому объяснить, что счастливым быть так просто?.. Вот какой кредит она выставит себе теперь без них?.. Без Ксюши и Натуси? Без зимующего теперь в мерзлой земле Люськи? На почве этих душевных бухгалтерских проводок Катя стала тихо сходить с ума.

Через неделю после последних похорон мама тихо пропустила в ее комнату кого-то, пахнущего морозом и мандаринами. Катя обернулась от бесконечных замкнутых узоров ковра, на стул рядом с кроватью устраивался Терех.

— Ну, Катерина, здравствуй! Ничо пока грандиозного не надумала устроить? Лежи-лежи!

— Здравствуй…

— А я из офиса еду, мы все уже, кроме тебя, вернулись, тебя только не хватает! Ты не бойся! Никто ничего не знает, мы сказали ментам, что он из другого города возвращался. Хотя даже Наина знает, откуда Валерка возвращался, когда помер. Ее тоже по допросам таскали, она тебя пожалела.

— А что в фирме говорят?

— Кто что. Наши молчат, а дальнобойщики не стесняются, говорят, что бывшая бухгалтерша затрахала генерального насмерть, — сказал Терех, глядя в потолок.

— Скажи, чтобы заткнулись.

— Уже сказал, — Терех рассматривал свои пальцы. Потом он защелкал ими. Катя поняла, что сейчас он начнет свистеть, поэтому сказала: "Валера… он меня… ну, того… и бил еще. Больно было. Он подумал, что мы с тобой раньше договорились… А это я сама. Одна придумала!"

Странно, только теперь она начала припоминать, что собственно было тем вечером. Она приподнялась на подушках и силилась что-то сказать Тереху, но точно она не помнила… Что-то важное ускользало из памяти.