Роберт Хайнлайн - Туннель в небе. Звездная пехота

Я не стал спрашивать, почему он захотел именно в Мобильную Пехоту. И почему получил назначение на мой корабль. Я просто почувствовал себя счастливым — таким, каким никогда не был даже в детстве, когда отец меня хвалил. И я не спрашивал, почему он пошел на службу. Мне казалось, что причину я уже знаю. Мама. Никто из нас не касался этой темы.

Я резко сменил тему разговора.

— Расскажи, как ты жил все это время. Где был и что делал.

— Так… обучался в лагере Сан Мартин…

— Вот как? Значит, не в Курье?

— Нет. Мартин — новый лагерь. Правда, порядки, насколько я понимаю, те же, что и в старых. Только срок обучения у нас был на два месяца короче обычного — не было выходных. После лагеря сразу попросился на «Роджер Янг», но не получилось. Попал на другой корабль, к «Волонтерам Макслоттера».

Хорошие ребята.

— Да, я слышал.

— Вернее, они были хорошими. Я совершил несколько выбросов с ними, многие из них погибли, и вот теперь я здесь… — Он посмотрел на свои шевроны. — Я уже был капралом, когда мы выбросились на Шоэл…

— Ты был там?! Но ведь я тоже? — Непривычное теплое чувство охватило меня: никогда в жизни я не был ближе к отцу, чем сейчас.

— Я знаю. То есть я знал, что ваш отряд был там. Мы дрались примерно в пятидесяти милях от вас. Может, и ближе. Мы приняли на себя, наверное, их основной удар. Они вдруг полезли из-под земли десятками, а может, и сотнями — нам казалось, что земля кипит… Отец пожал плечами:

— Так я и остался капралом без отделения. Наши «волонтеры» понесли такие потери, что отряд решили пока не восстанавливать. А меня наконец послали сюда. Правда, была вакансия у «Королевских медведей», но я шепнул словечко офицеру-распределителю, и, представь себе, именно в этот момент пришло сообщение о вакансии на «Роджере Янге». Вот так все и получилось.

— А когда ты пошел на службу? — спросил я и тут же понял, что не следовало задавать этот вопрос. Но мне хотелось уйти от разговора о несчастных «Волонтерах Макслоттера» — я слишком хорошо знал, что такое быть живой частицей погибшей команды.

Отец тихо сказал:

— Почти сразу после Буэнос-Айреса.

— Да. Я понимаю.

Отец несколько секунд молчал, потом сказал с необычной мягкой интонацией:

— Я не совсем уверен, что ты понимаешь, сынок.

— Что?

— Ммм… не так легко все объяснить. Конечно, гибель мамы сильно повлияла на мое решение. Но я пошел в армию не для того, чтобы отомстить за нее. Разве что отчасти. На меня больше повлиял ты.

— Я?

— Да, сынок. Ведь на самом деле я лучше твоей матери и даже лучше тебя самого понимал, зачем ты решил пойти на службу… Быть может, гнев мой был так силен оттого, что ты совершил поступок, который должен был сделать я. Я это чувствовал, но тогда не смел признаться даже себе… Но и ты не был главной причиной того, что я пошел на службу. Ты… как бы это сказать… только нажал на взведенный курок. И помог выбрать род войск.

Он помолчал.

— После того как ты ушел, меня все чаще охватывала беспричинная тоска, я даже был на грани депрессии, так что пришлось обратиться к гипнотерапевту. Но врачи не помогали, и меня спасала только работа…

Смерть мамы словно освободила меня, и я понял, как должен поступить. Дело я передал Моралесу.

— Старику Моралесу? А он справится?

— Должен. У него нет другого выхода. Я передал ему изрядную долю акций. Остальные отложил для тебя — если когда-нибудь захочешь взяться за наше дело. Вот так… Короче, я, наконец, понял, в чем загвоздка.

Он снова помолчал и продолжил совсем тихо, будто шепотом:

— Мне нужно было доказать, что свою судьбу делаю я сам. Доказать себе, что я мужчина. Не производящее и потребляющее экономическое животное… а мужчина.

Мы оба замолчали, не зная, что сказать, и в этот момент запели громкоговорители космопорта:

— «Славься, славься имя Роджера Янга!»

Через секунду женский голос произнес:

— Личный состав корабля военного флота «Роджер Янг» может занять места в шлюпке. Причал Эйч. Девять минут.

Отец схватил сумку и вскочил на ноги.

— Это меня! Береги себя, сынок. И сдавай поскорей экзамены. Плохо сдашь — накажу и не посмотрю, что ты старше по званию.

— Я буду стараться, папа.

Он обнял меня.

— Когда вернемся на базу — увидимся!

И он убежал, как и полагается десантнику, — рысью.

В комендатуре я доложил о прибытии флотскому сержанту, удивительно похожему на сержанта Хо. У него тоже не было руки, но не было и улыбки, которая так шла Хо. Я сказал:

— Сержант Рико. Поступил в ваше распоряжение.

Он бросил взгляд на часы.

— Ваша шлюпка прибыла семьдесят три минуты назад. Так?

Я подтвердил. Он поджал губы и задумчиво посмотрел на меня. Я рассказал, как было дело. Он покачал головой.

— Мне казалось, что весь мыслимый реестр уважительных причин я уже знаю наизусть. Но вы вписали в него новую страницу. Ваш отец, ваш родной отец отправился на корабль, с которого вы только что уволились?

— Именно так, сержант. Вы можете проверить — капрал Эмилио Рико.

— Мы не занимаемся проверкой заявлений всех молодых джентльменов, которые к нам прибывают. Мы просто увольняем их, если выясняется, что они говорили неправду, О'кей. Парень, который не рискнет опоздать ради того, чтобы повидаться со своим стариком, ни на что не годится. Так что забудем об этом.

— Спасибо, сержант. Должен ли я теперь доложить о прибытии коменданту?

— Считайте, что уже доложили. — Он сделал пометку в бумагах. — Вот ваши документы. Можете срезать шевроны, но не выбрасывайте их. Они еще могут пригодиться. С этого момента вы «мистер», а не «сержант».

— Да, сэр.

Я не буду подробно описывать Кадетский корпус. Он во многом схож с лагерем, только здесь более мягкие порядки и всюду книги. По утрам, «вспоминая молодость», мы выполняли обязанности рядовых, и точно так же, как когда-то в лагере, нас за провинности и неряшливость отчитывали сержанты. После утренних занятий мы становились кадетами и джентльменами и слушали лекции по бесконечным спискам предметов: математике, галактографии, ксенологии, гипнопедии, логике, стратегии и тактике, теории коммуникаций, военному законодательству, специальным вооружениям, психологии управления.

Короче, нас заставляли изучать все премудрости от земной до небесной, от специальных сведений, как накормить и обогреть рядовых, до теоретических рассуждений, почему некий Ксеркс в забытом Богом месте проиграл когда-то важную битву.

Мы жили комфортно: в отдельных комнатах, с душем, с непривычно мягкими и удобными постелями. К четырем кадетам прикреплялся слуга: застилал постели, убирал в комнатах, чистил обувь и следил за формой. Это не было роскошью. Просто нас освободили от дел, которым мы научились еще новобранцами, чтобы больше времени оставалось для занятий.