Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня: Бунтарь, Распад
— Он просто не хочет сознаться, что ДТР ошибся, — горячился менеджер. — Знает, что тут ошибка, и прикрывается своим мнимым правом нарушать закон. Вот я сейчас позвоню в справочный стол и проверю, врет этот ублюдок или нет.
Позже менеджер сообщил Лотус, что никакого права нарушать свои же собственные правила у ДТР нет. Однако он уже остыл и было слишком хлопотно поднимать бучу вокруг заносчивости и глупости ДТР. Себе же наживешь неприятности, хотя закон на его стороне.
Кэрд и Вань явились в департамент к восьми утра вместе с тремя сотнями таких же, как они. Продержав всех пришедших час, их впустили в просмотровый зал. Фильм, который им показали, с тем же успехом можно было передать каждому на квартиру, а на вопросы отвечать было некому.
В автобусе по дороге домой Кэрд сказал:
— Сразу видно, что Переход пойдет гладко. Все так хорошо организовано, никаких ляпсусов, никакой путаницы.
— Говорила я тебе, что это будет сплошной бардак.
Ничего такого Лотус не говорила, но Кэрд благоразумно промолчал.
Вечером в «Семи Мудрецах» к их столику подвалила здоровенная бабища по имени Квигли. Еле держась на ногах, красноглазая, она пробубнила:
— Это все ты виноват, революционер поганый.
— В чем виноват? — мягко спросил Кэрд. — И потом, я никакой не революционер.
— Ты мне эту лапшу про многие личности на уши не вешай! — взревела Квигли. — Если бы не ты, не пришлось бы мне ехать в хобокенскую глушь и вкалывать там. Жила бы себе по-старому, как хотела. Так нет, надо было напакостить!
— Это правительство так решило, а не я.
— Ага, теперь правительство будем ругать!
Еще несколько минут назад Квигли занималась именно этим, понося правительство на весь бар. Теперь вдруг в смутьянах оказался Кэрд.
Дальнейшие протесты пресек удар кулаком в лоб, от которого Кэрд свалился со стула. Падение было тяжелым, и полуоглушенный Кэрд не сразу смог встать. Квигли двинула его острым носком туфли по ребрам. Лотус завопила и стукнула рыжую скандалистку по затылку пивной бутылкой. Та пошатнулась, но тут же оправилась и двинула Лотус тыльной стороной ладони в рот. Тут закипела свалка, которая всегда караулит за кулисами сорковской таверны, выжидая момента, чтобы выйти на сцену. Кэрд лежал, пока не явились ганки, хотя ему очень хотелось принять участие в драке. Он ни разу никого не ударил, но его арестовали заодно со всеми. Сопротивления он не оказал, поэтому его посадили в фургон с более мирными бузотерами. Квигли и еще пару других парализовали и каменировали, а потом уже повезли в участок. Кэрд и Лотус отделались выговором, который прочел им судья, небольшим штрафом и обещанием посещать психика в течение трех дней. Квигли плюнула в лицо судье и попыталась снова кинуться на Кэрда. Ее снова парализовали и увезли на тележке в тюрьму.
— Ну вот, опять придется отпрашиваться с работы, чтобы ходить к психику, — сказала Лотус по дороге домой. — Надеюсь, что больше ничего такого с нами не случится.
— Боюсь, что популярности в массах мне не видать, — сказал Кэрд. — Таких, как Квигли, слишком много. Они всегда обвиняют того, кто под рукой, а я под рукой.
Он оказался прав. Некогда герой всей округи, теперь он стал козлом отпущения. Повсюду его встречали враждебные взгляды и произносимые вполголоса оскорбления. Вскоре он перестал ходить в «Семь Мудрецов» и попробовал другой кабак, хотя Лотус жаловалась, что скучает по старому месту и своим друзьям. Там он встретился с таким же отношением со стороны тех, кого призвали на хобокенскую стройку. И Кэрд стал выпивать дома, что сделало Лотус еще несчастнее. В конце концов, рыдая и крича, что он никогда ее не любил, она выставила его из дома (он жил в ее квартире). Ее жизнь превратилась в ад, как только она начала жить с ним, заявила она. И то и другое было искажением истины, но Кэрд не спорил. У него была своя холостяцкая квартирка в Вест-Сайде.
Но он продолжал видеться с Лотус. Этого нельзя было избежать, поскольку они посещали одни и те же курсы, и после занятий ему приходилось терпеть ее упреки. Если бы он любил ее по-настоящему, говорила она, он бы не послушался ее и не ушел. Он бы стал спорить и уговорил бы ее, убедил, что в самом деле любит ее. С тех пор как он ушел, она несчастна, абсолютно разбита. Однако не хочет, чтобы он возвращался.
— Тогда нам лучше не разговаривать, — сказал он и пошел прочь.
— Правильно! — крикнула она. — Брось меня совсем, сукин ты сын! Никогда ты меня не любил! Я всегда это знала!
— Почему они во всем винят меня? — спросил Кэрд психика, Эдриена Кооса Гафиза, на последнем сеансе. — Ведь не я начал Переход.
— А кто же? Если бы не вы, этого решения никогда бы не приняли.
— Но ведь всем ясно, что правительство давно уже это планировало.
— Это произошло бы не так скоро — возможно, даже очень нескоро, если бы вы не ускорили процесс.
— Я вам очень не нравлюсь, да? Сердитесь лучше на правительство, не на меня. Это сделал не я. Я не настоящий Кэрд. Я не хотел даже называться этим именем. Для себя я Бейкер Но Уили.
— Не можете же вы ожидать, что рядовой гражданин поймет эту разницу.
— Ну а вы? Вам Переход тоже причинил какие-то неудобства?
— Неудобства, черт подери! Меня направляют в Хобокенский лагерь в качестве консультанта! Вы хоть понимаете, что это значит для меня и моей семьи? Представляете себе, от чего нам придется отказаться? Да где вам, сорку несчастному!
— Я мог бы пожаловаться на вас за непрофессиональное поведение, антагонизм и оскорбительные выражения, — сказал Кэрд. — Но я не стану. Примите мои соболезнования.
Переход подвигался со скрипом. Прошло еще четыре субмесяца, прежде чем Кэрду приказали явиться для обучения в лагерную столовую Бруклинского парка. То, что он не получил среднего образования, перестало быть помехой. Ежедневно в течение четырех субнедель Кэрд ездил на департаментском автобусе через Вашингтонский мост на север, к месту своей учебы. Согласно табличке на воротах, там помещался когда-то Госпиталь Ветеранов США. Одну субнеделю Кэрд под неусыпным присмотром подавал еду на длинный деревянный стол в огромном сборном бараке. Его клиентами были роботы, запрограммированные вести себя по-человечески. Программист либо был большой шутник, либо имел очень циничный взгляд на человеческую натуру. Человекообразные машины были всегда голодны, чересчур требовательны и неуклюжи. Они «нечаянно» били стаканы и кувшины с водой и апельсиновым соком, пачкали свои рубашки, сорили пищей на стол и на пол, часто рыгали и пускали газы. При этом они громко сетовали на медленное и неаккуратное обслуживание.
Кэрд так и не узнал, почему лагерь устроили здесь, а не в районе Хобокена. Осталось неизвестным также, зачем ему нужно было двадцать восемь дней по восемь часов в день учиться тому, что он мог бы освоить за пять часов, если не меньше.
Он не мог дождаться, когда начнет обслуживать настоящих людей. Но вскоре убедился, что живые едоки мало чем отличаются от роботов. Они, благодарение Богу, не так страдали от газов, но были не менее требовательны, жаловались еще чаще и громче и недалеко ушли от своих механических подобий по части неуклюжести и неумения вести себя за столом. Сначала Кэрд думал: это потому, что в столовой едят в основном сорки, но потом выяснил, что здесь больше представителей «высших классов», чем сорков.
Дело пошло еще хуже, когда рабочие узнали, что он Джефферсон Кэрд, человек, которого они винили во всем. Они стали придираться ко всему, что он делал, и не упускали случая его обругать. К концу третьей субнедели он подвергся нападению. Рабочий, который жаловался на качество пищи (необоснованно, по мнению Кэрда), вдруг встал, влепил тарелку с мясом и овощами Кэрду в лицо, а потом двинул его в живот.
Кэрда не утешило то, что обидчика тут же арестовали, а потом осудили. Ему пришлось два дня провести в больнице, где все, за исключением одного санитара, Роберта Джи Снавки, относились к нему крайне неприязненно. Снавки сказал, что, по слухам, есть вакансии в недавно созданном раскаменирующем корпусе, и посоветовал Кэрду попроситься туда. Кэрд не был уверен, не встретит ли его и там всеобщая неприязнь, но работать там было интереснее, чем официантом.
Кэрд иногда звонил дочери. Позвонил и сейчас, рассказав Ариэль о своих невзгодах и о желании перейти в корпус раскаменации.
— В свое время я счел бы низким пытаться получить работу по протекции, — сказал он. — Но теперь мои взгляды стали реалистичнее. Твой муж занимает довольно высокую должность в Департаменте Физических Работ. Как ты думаешь, захочет он мне помочь?
— Попробовал бы он не захотеть.
Прошла субнеделя, и Ариэль сообщила отцу:
— Прекрасные новости! Моррис пустил в ход свое влияние, и ему обещали тебя взять. Это решает генеральный комитет — они все получили интертемпоральные визы в целях быстрой координации, и одна женщина, которую Моррис не хочет называть, проследит за тем, чтобы твоя кандидатура прошла.
