Пол Уильям Андерсон - Патруль времени (сборник)

Ульрика долго молчала.

— Ты прав, — произнесла она наконец, — я попытаюсь. — Она взглянула ему в глаза. — Но тебе ведомо, чего я желаю на самом деле. Если нам представится возможность причинить Эрманариху зло, я буду первой, кто призовет людей к оружию. Мы никогда не склонимся перед ним и не станем покорно сносить новые обиды, — слова ее падали, точно камни. — Тебе это известно, ибо в жилах моих сыновей течет твоя кровь.

— Я сказал то, что должен был сказать, — Скиталец вздохнул. — Отныне поступай как знаешь.

Они возвратились в залу, а поутру Скиталец ушел из Хеорота.

Ульрика вняла его совету, хотя сердце ее переполняла злоба. Ей пришлось помучиться, прежде чем она сумела доказать Хатавульву и Солберну правоту Скитальца. Братья твердили о бесчестье и о своих добрых именах, но услышали от матери, что смелость — вовсе не то же самое, что безрассудство. У них, молодых и неопытных, не получится убедить большинство готов примкнуть к заговору против короля. Лиудерис, которого позвала Ульрика, с неохотой, но поддержал ее.

Ульрика заявила сыновьям, что они не посмеют своим сумасбродством погубить отцовский род. Надо заключить с королем сделку, уговаривала она. Пусть противников рассудит Большое Вече; если Эрманарих согласится с его решением, значит, они могут жить более-менее спокойно. Те, кто погиб, приходятся им дальними родственниками; вира, какую обещал заплатить король, не такая уж и маленькая; многие вожди и землепашцы будут рады, что сыновья Тарасмунда не стали затевать междуусобную войну, и начнут уважать их самих по себе, а не только из-за принадлежности к славному роду.

— Но ты помнишь, чего боялся отец? — спросил Хатавульф, — Эрманарих не уймется, пока не подчинит нас своей воле.

Ульрика плотно сжала губы.

— Разве я утверждала, что вы должны беспрекословно повиноваться ему? — проговорила она чуть погодя. — Клянусь Волком, которого обуздал Тивас: пусть только попробует подступиться к нам! Однако ему не откажешь в сообразительности. Думаю, он будет избегать стычек.

— А когда соберется с силами?

— Ну, на это ему понадобится время, да и мы не будем сидеть сложа руки. Помните, вы молоды. Если даже ничего не случится, вы просто-напросто переживете его. Но, может статься, столь долго ждать не потребуется. Он постареет…

День за днем, неделю за неделей увещевала Ульрика своих сыновей, пока те не согласились исполнить ее просьбу.

Рандвар обвинил их в предательстве. Разгорелась ссора, и в ход едва не пошли кулаки. Сванхильд бросилась между юношами.

— Вы же друзья! — закричала она.

Ворча, меряя друг друга свирепыми взглядами, драчуны постепенно утихомирились.

Позднее Сванхильд увела Рандвара гулять. Они шли по лесной тропинке, вдоль которой росла ежевика. Деревья, шелестя листвой, ловили солнечный свет, звонко пели птицы. Золотоволосая, с большими небесно-голубыми глазами на прелестном личике, Сванхильд двигалась легкой поступью лани.

— Почему ты такой печальный? — спросила она. — Смотри, какой сегодня чудесный день!

— Но те, кто воспитал меня, лежат неотмщенные, — пробормотал Рандвар.

— Они знают, что рано или поздно ты отомстишь за них, а потому могут ждать хоть до скончания времен. Ты хочешь, чтобы люди, произнося твое имя, вспоминали и о них. Так потерпи… Смотри! Ой, какие бабочки! Словно закат сошел с небес!

Былой приязни в отношении Рандвара к Хатавульфу с Солберном уже не было, но в общем и целом он неплохо уживался с ними. В конце концов, они были братьями Сванхильд.

Из Хеорота к королевскому двору отправили посланцев, у которых хорошо подвешены были языки. На удивление всем, Эрманарих пошел на уступки, как будто почувствовал, что после гибели Тарасмунда может действовать помягче прежнего. От уплаты двойной виры он отказался: это означало бы признать свою вину. Однако, сказал он, если те, кому известно, где находятся сокровища, привезут его на Большое Вече, король покорится воле народа.

Ведя с Эрманарихом переговоры о мире, Хатавульф, подстрекаемый Ульрикой, деятельно готовился к возможному столкновению. Так продолжалось до самого Веча, которое собралось после осеннего равноденствия.

Король потребовал сокровища себе. Существует древний обычай, напомнил он, по которому все, что добыл, сражаясь за своего господина, тот или иной человек, доставалось господину, а уж он потом разбирается, кого и как наградить. Иначе войско распадется, ибо каждый ратник будет думать о добыче, а не о славе на поле брани, начнутся свары и поединки. Эмбрика и Фритла знали об этом обычае, однако решили повести дело по-своему.

Когда Эрманарих закончил, поднялись люди Ульрики. Король изумился: он никак не предполагал, что их будет так много. Один за другим они разными словами говорили об одном и том же. Да, гунны и их союзники аланы были врагами готов. Но в том году сражался с ними не Эрманарих, а Эмбрика с Фритлой, которые с тем же успехом могли уйти не в военный, а в торговый поход. Они честно завоевали сокровища, и те принадлежат им по праву.

Долгим и жарким был спор, который велся то у Камня Тиваса, то в шатрах племенных вождей. Речь шла не просто о соблюдении закона предков, а о том, чья возьмет. Ульрика устами своих сыновей и их посланцев сумела убедить немало готов в том, что хотя Тарасмунд погиб — именно потому, что он погиб, — для них будет лучше, если верх одержит не король. Тем не менее разногласий было не перечесть. В итоге Вече разделило сокровища на три равные доли: Эрманариху и сыновьям Эмбрики и Фритлы. А раз те пали под мечами королевских дружинников, их доли переходят к приемному сыну Эмбрики Рандвару. Так Рандвар за одну ночь сделался богачом.

Эрманарих покинул Вече в весьма мрачном расположении духа. Люди боялись заговаривать с ним. Первым набрался храбрости Сибихо. Он попросил у короля дозволения побеседовать с ним наедине. Что они обсуждали, никто не знал, но после разговора с вандалом Эрманарих заметно повеселел.

Узнав об этом, Рандвар пробормотал, что, когда ласка довольна, птицам надо остерегаться. Однако год завершился мирно.

Летом следующего случилась странная вещь. На дороге, которая бежала от Хеорота на запад, показался Скиталец. Лиудерис выехал ему навстречу, чтобы приветствовать и проводить во дворец.

— Как поживают Тарасмунд и его родня? — справился гость.

— Что? — Лиудерис опешил. — Тарасмунд мертв, господин. Разве ты забыл? Ты ведь был на его поминках.

Седобородый старик тяжело оперся на копье. Окружавшим его людям почудилось вдруг, что день стал не таким теплым и светлым, каким был с утра.