Ольга Чигиринская - Мятежный дом

– Линд деревянный, – поморщился Крайнер. – А Мария – комический персонаж. Линд все испортит.

– Слушайте, а может, поставим «Генриха Пятого?» – Стейн пролистал заголовки. – Там всего две женские роли: Екатерина и Алиса.

– «Гериха Пятого»? На Рождество? – Торвальд слегка поморщился.

– Ты еще «Тита Андроника» предложи, – поддержал Холмберг. – Нет, даже если мы изгадим комедию, народ посмеётся, а это уже полдела. Но изгадить хорошую трагедию…

– Тогда «Укрощение строптивой»? – старпом сдавался не так легко, как в мечном поединке.

– Хельга будет просто в восторге, – в сарказме Торвальда можно было вымачивать мясо кракена.

– Нет, я за «Двенадцатую ночь», – Холмберг даже поднял руку. – Из Вальне, к примеру, выйдет шикарный Мальволио.

– Вальне мы арканом не вытащим на сцену. И у нас даже ещё нет согласия тех, кого мы тут выдвинули на роли.

– Моё – есть, – сказал Крайнер. – Но я предпочел бы играть Марию. Если Себастьян окажется на полторы головы ниже меня – будет не дренгскапр.

– Так ведь комедия, – пожал плечами Холмберг. – Капитан, а чего это вы скромничаете? Роль герцога Орсино написана прямо для вас.

– Я возьму ту роль, на которую мы не найдем человека, – сказал Торвальд.

– Себастьян с Виолой из тебя все равно не выйдут. У тебя слишком мужественный баритон.

– Это верно, – Торвальд набрал нужный код внутренней связи. – Матрос Огаи, подойдите в рубку.

Дик появился через несколько минут – с закатанными до локтя рукавами и в странных пятнах на одежде: господин Бадрис, не желая предаваться праздности, препарировал чужого бота, а Дик при этом помогал.

– Вызывали, сэр?

– Ты нам смертельно нужен, – сказал Стейн. – Выручай. Кроме тебя некому.

– А что нужно сделать, сэр?

– Сыграть в пьесе Шекспира.

– Шекспира? – юноша пристально глянул старпому в глаза: не насмешничают ли над ним. – Но это… это… просто здорово!

– Ты знаком с Шекспиром?

– Да, сэр. Миледи давала мне книгу. Ничего прекрасней я в жизни не читал – кроме «Синхагакурэ», конечно, и блаженного Иоанна Оксонского, и…

– Понятно, – оборвал его Стейн. – А пьеса «Двенадцатая ночь» тебе знакома?

– Нет, сэр. Но раз ее написал Шекспир – значит, она хорошая.

– Изумительно, – улыбнулся Торвальд. – Там есть роль прямо для тебя, Ран. Очень сложная. Как сказал Стейн – кроме тебя, не справится никто.

– Я слушаю, сэр.

– Нужно сыграть близнецов. Брата и сестру. Они не появляются на сцене одновременно, так что раздваиваться тебе не придется. Да ты сядь, это разговор не на пять минут.

– Сыграть брата и сестру? – Дик опустился в кресло. – Женщину?

– Добро пожаловать в клуб, – Крайнер игриво помахал рукой. – Я тоже буду играть женщину.

Это он сделал зря, подумал Торвальд, увидев, как закостенели плечи паренька.

– Во времена Шекспира, – сказал он. – Все женские роли играли мужчины. А у нас на корабле женщин просто нет. Спасай.

– Брата, брата тоже нужно сыграть, – торопливо напомнил Холмберг. – Он славный малый. Ты сам иногда так себя ведешь.

– А сестра большую часть времени притворяется мальчиком, – добавил Торвальд. – И тебя никто не переоденет в женское платье – на двести морских миль вокруг ни единого платья просто нет.

– Это факт, – подтвердил Стейн. – Даже на «Юрате» дамы носят те же рабочие робы, что и мы. Хотя по иронии судьбы «роба» значит именно «платье».

– И ваш синдэнский хабит все равно похож на женскую юбку, – брякнул Холмберг.

– Я не в Синдэне! – огрызнулся Дик.

– Извини, – Торвальд выставил перед собой руки. – Но кроме тебя, и правда некому.

– Ладно, – вздохнул Дик. – Давайте пьесу.

Пока он читал первую страницу, все напряженно ждали.

– «Представь меня как евнуха ему…» А что такое евнух?

– М-м… в давние времена, – начал объяснять Торвальд, – чтобы дольше сохранить красоту и детский голос мальчиков, им иногда отрезали…

– Понял, это здесь называют «кургар», – Дик сжал губы почти до белизны. – Ладно, посмотрим, что там дальше.

Он почитал еще и вздохнул с несколько более смягченным выражением лица.

– Мне это совсем не нравится, сэр, но раз так надо, я сделаю.

Когда он вернулся и объяснил господину Бадрису, зачем его вызывали, эколог неожданно оживился и набрал код рубки.

– Господин Нордстрем, я тут услышал, что вы намерены развлечься постановкой «Двенадцатой ночи»… Так я хочу спросить: вакантна ли все еще роль дядюшки Тоби?

Однако первая же репетиция в пустой столовой показала, что не так все просто. Дик добросовестно выучил текст, но произносил его с таким видом, что Стейн, взявшийся за режиссуру, готов был биться головой в переборку:

– Эта Виола сейчас зарежет любого, кто попробует улыбнуться! Мы ставим комедию, Ран. Ко-ме-ди-ю! Люди будут смеяться. И что, ты каждый раз будешь столбенеть?

– Извините, сэр. Я, наверное, плохой актер.

– Это дело наживное, – не сдавался Стейн. – Нужно только работать. Как можно больше!

– У нас всего-то две недели, – напомнил Торвальд.

– И за эти две недели нужно выложиться как следует! Ран, давай, напрягись – у нас ведь нет близнецов, кроме тебя!

– Он и так напряжен сверх всякой меры, – пробормотал Бадрис.

Дика вдруг осенило. Он понял, как избавиться от этого унижения.

– Но у нас есть близнецы!

– А ведь верно, – Бадрис приподнял брови. – Тридцать шесть человек…

– Гемы? – сообразил Торвальд. – Хмм, а почему нет.

– Ох, сомневаюсь я, что гемы смогут изобразить нам Себастьяна и Виолу, – качнул головой Стейн.

– Не попробуем – не узнаем. Ран, приведи сюда трех-четырех самых молодых и сообразительных.

Дик привел Черпака, Клёпку, Гамбу, Твердого и Умника. Торвальд начал объяснять задачу.

– То, что мы делаем – это игра, где каждый представляет какого-нибудь героя давней истории. История – про парня и девушку, брата и сестру, которые попали в кораблекрушение. Каждый думал, что другой погиб, но на самом деле выжили оба. Они попадают в одну страну, где не знают никого, и там все постоянно ошибаются, принимая одного за другого. Это очень смешно, поэтому истории зовется комедией. Нам нужен кто-нибудь, чтобы сыграть этих парня и девушку.

– Но мы никогда не занимались этим, сударь, – Умник с перепугу чуть не упал в ноги Торвальду. – Мы не можем обманывать людей!

– Это не обман, – начал объяснять Дик. – Обманом это было бы, если бы мы и вправду пытались сойти за других людей. Но на самом деле все всё знают, а стало быть – это искусство, а не обман. Послушай:

Союз нерасторгаемой любви,

Отмеченный соединеньем рук,

Запечатленный поцелуем уст

И спаянный обменом ваших колец;