Стивен Кинг - Противостояние. Том II

Это была другая жизнь.

— Да, достаточно.

— Прибавили сколько-нибудь в весе?

— Около пяти фунтов.

— Это хорошо. Можете набрать еще двенадцать — сегодня я щедрый.

Она усмехнулась.

— Вы — доктор.

— Да, и когда-то я был акушером, так что вы попали по адресу. Следуйте предписаниям своего врача, и все будет в норме. Теперь что касается велосипедов, мотоциклов и мопедов. Скажем, так: после 15 ноября — ни-ни. Впрочем, тогда уже никто не станет на них ездить. К тому времени уже чертовски похолодает. Пьете, курите?

— Нет.

— Думаю, если вам захочется как-нибудь пропустить стаканчик на ночь, вреда от этого не будет. Я выпишу вам витамины; можете приобрести их в любой городской аптеке…

Фрэн расхохоталась, и Джордж неуверенно улыбнулся.

— Я сказал что-нибудь смешное?

— Нет, просто звучит забавно — при нынешних обстоятельствах.

— О-о! Да, понимаю. Ну по крайней мере не будет жалоб по поводу высоких цен на лекарства, верно? И последнее, Фрэн. Вы когда-нибудь пользовались внутриматочными средствами?

— Нет, а что? — спросила Фрэн, а потом неожиданно подумала о своем сне: темный человек со своей вешалкой. Она вздрогнула и повторила: — Нет.

— Хорошо. Вот и все. — Он встал. — Не буду говорить, чтобы вы не волновались…

— Да, — согласилась она. Смешинки растаяли в ее глазах. — Этого говорить не стоит.

— Но попрошу вас свести все волнения к минимуму. Усиленное беспокойство матери может привести к расстройству деятельности желез. А это нехорошо для малыша. Я не любитель выписывать транквилизаторы беременным женщинам, но если вы считаете…

— Нет-нет, в этом нет нужды, — сказала Фрэн, но, выйдя на жаркое полуденное солнце, поняла, что всю вторую половину беременности ее будут преследовать мысли об умерших двойняшках миссис Уэнтворт.

29 августа прибыли три группы: одна — из двадцати двух человек, другая — из шестнадцати и третья — из двадцати пяти. Сэнди Дюшьен обошла всех семерых членов комитета и объявила им, что в Свободной Зоне теперь более тысячи жителей.

Теперь Боулдер не казался таким уж призрачным городом.

30-го вечером Надин Кросс стояла в подвале дома Гарольда, наблюдая за ним и чувствуя нарастающую тревогу.

Когда Гарольд не занимался с ней своего рода извращенным сексом, он, казалось, убегал в какой-то свой укромный уголок, где она не могла его контролировать. Оказываясь в этом уголке, он становился каким-то холодным; более того, он, казалось, испытывал презрение к ней и даже к самому себе. Единственное, что не менялось, — его ненависть к Стюарту Редману и прочим членам комитета.

В подвале стояла сломанная игра в хоккей, и Гарольд расположился на ее поле, утыканном отверстиями для мяча. Рядом с ним лежала раскрытая книга. На странице был нарисован какой-то чертеж. Он бросал взгляд на чертеж, потом смотрел на прибор, с которым работал, а потом что-то делал с ним. Под его правой рукой были аккуратно разложены инструменты из его мотоциклетной сумки. Маленькие кусочки проволоки валялись на хоккейном столике.

— Знаешь, — рассеянно произнес он, — тебе лучше пойти прогуляться.

— Почему? — Она почувствовала легкую обиду. Лицо Гарольда было напряженным, и он не улыбался. Надин понимала, почему Гарольд так часто улыбался: поскольку без улыбки он был похож на сумасшедшего. Она подозревала, что он и есть сумасшедший или близок к этому.

— Потому что я не знаю, насколько старый это динамит, — сказал Гарольд.

— Что ты хочешь сказать?

— Старый динамит течет, дорогуша, — ответил он и поднял на нее глаза. Она увидела, что все его лицо было залито потом, словно в подтверждение сказанного. — Точнее говоря, он выделяет жидкость. А жидкость эта — чистый нитроглицерин, одна из самых нестойких субстанций на свете. Поэтому, если он старый, есть очень хороший шанс, что этот маленький научный эксперимент зашвырнет нас на верхушку горы Флагстафф, а оттуда — аж до самой Страны Оз.

— Знаешь, тебе не обязательно так раздражаться по этому поводу, — сказала Надин.

— Надин? Ма chère?

— Что?

Гарольд взглянул на нее спокойно и без улыбки.

— Заткни свою ё…ю пасть.

Она послушалась, но не пошла прогуляться, хотя ей и хотелось. Разумеется, если такова воля Флагга (а дощечка сказала ей, что Гарольд исполняет волю Флагга относительно комитета), динамит не окажется старым. А если он все же старый, все равно не взорвется до назначенного часа… не так ли? Только насколько Флагг контролирует происходящее?

«Достаточно, — сказала она себе, — вполне достаточно». Но не была в этом уверена, и тревога ее росла. Она заходила еще раз к себе домой, но Джо исчез — на этот раз совсем исчез. Она навестила Люси, и, несмотря на холодный прием, пробыла там довольно долго, чтобы узнать: с тех пор как она переехала к Гарольду, Джо (Люси, разумеется, называла его Лео) «слегка откатился назад». Люси явно обвиняла в этом ее, но… если бы снежная лавина сорвалась с горы Флагстафф или землетрясение разорвало бы Перл-стрит пополам, Люси, по всей вероятности, стала бы и в этом обвинять ее. Правда, скоро и ее, и Гарольда будет в чем обвинять. И все же она испытала горькое разочарование от того, что ей не удалось еще раз повидаться с Джо и… поцеловать его на прощание.

«Брось, лучше совсем забудь о нем теперь, когда ты вся погрязла в этой непристойности. Ты лишь причинишь ему вред… а может, и самой себе, потому что Джо… многое видит, многое знает! Позволь ему перестать быть Джо, позволь себе перестать быть мамой Надин. Пусть он вернется и навсегда уже останется Лео».

Но за всем этим скрывался безжалостный парадокс. Она не могла поверить, что через год кто-нибудь из этих людей в Зоне, включая и мальчика, останется в живых. Это противоречило бы его воле.

«…Так скажи себе правду, не только Гарольд — его инструмент. И ты — тоже. Ты, которая когда-то сочла единственным не заслуживающим прошения грехом в этом постчумном мире убийство — отнимание даже всего лишь одной жизни…»

Неожиданно она поймала себя на том, что хочет, чтобы динамит и впрямь оказался старым, чтобы он взорвался и покончил с ними обоими. Долгожданное избавление. А потом она подумала о том, что случится после, когда они переберутся через горы, и ощутила знакомое разгорающееся тепло внизу живота.

— Вот так, — тихонько пробормотал Гарольд, Он опустил свой прибор в коробку из-под ботинок и отложил ее в сторону.

— Готово?