Исход из Длинного Солнца - Джин Родман Вулф
— Не знаю, откровенно говоря, — признался Шелк. — Но надеюсь на это. — Орев, сидевший на его плече, насмешливо посмотрел на него.
— Ты, небось, думаешь, что я такая грубая, потому как большая, а эти девицы из Тривигаунта — потому как они не пользуются косметикой и носятся с иглометами и карабинами. У Орхидеи я почти не махалась, потому как самая высокая. Ты знаешь, насколько Гиацинт ниже меня?
— Да, по-моему.
— Без этих каблуков, которые она всегда носит, ее макушка не доходит мне до плеча. Но она красива, да, как ты любишь повторять. В то время, когда она жила у Орхидеи, она была самой красивой девчонкой в доме, и Орхидея сама бы сказала тебе об этом. А ты знаешь, кто выглядит сейчас как Ги? Мак, которая походит на Ги так, как фальшивая карта походит на настоящую. И ты знаешь что? Они выглядят одинаково, пока ты не начнешь пристально вглядываться, и вот тогда ты понимаешь, что они даже близко не похожи. Золото в поддельной карте выглядит как медь, и кажется засаленным. Взгляни на Ги, ее глаза и нос. Взгляни на подбородок. Просто взгляни! Первую пару недель знакомства я вообще не могла глядеть на ее подбородок — сразу чувствовала себя жабой на дороге. — В ее голосе появилась хрипота, с которой женщины говорят о по-настоящему важных вещах. — Мак — миленькая, патера. Ги — настоящее золото.
— Я знаю.
— Так что почти все ненавидели ее. — Синель закашлялась. — Да и я сама, почти. На второй или третий день…
— На второй, — прервала ее Гиацинт.
— Она пришла в большой зал с подбитыми глазами. Орхидея закатила истерику. Но знаешь что?
Шелк покачал головой.
— Этого достаточно, Син, — сказала Гиацинт, и он повернул кресло к Синель:
— Пожалуйста, скажи мне. Я обещаю, что не обижусь на нее, что бы там ни было.
— Нет речь, — каркнул Орев.
— Я собиралась рассказать тебе, что случилось потом, но лучше помолчу. Она этого не хочет, и, могет быть, она права. Только она очень быстро выучила урок. Она должна была, иначе ее бы замочили. Через пару дней я увидела, как какая-то девица толкнула ее, и Ги повернулась к ней и приложила ее стулом. Многие из девчонок видели это, и ее оставили в покое. Хочешь что-то спросить?
— Нет, — ответил Шелк.
— Я вроде как подумала, что хочешь — хочешь узнать, не вцеплялись ли мы с Ги друг другу в волосы.
Гиацинт покачала головой.
— Могет быть, так бы и было, если бы я могла носить ее платья. Или она мои. Но мы точно не корешились — я бы соврала, если бы сказала так. Кроме того, она была у Орхидеи не шибко долго. Не могу сказать, что я вот так уж любила ее, но было кое-что, что мне в ней нравилось. Как-то раз я рассказала тебе об этом.
— Сидя в беседке с виноградом около твоего мантейона, патера, — заметил Гагарка. — Я там был.
— Да, помню, — кивнул Шелк. — Я могу повторить твои слова, Синель, почти слово в слово, и не потому, что у меня замечательная память — просто Гиацинт очень важна для меня.
Он повернулся к приборной доске и усеянному облаками небу, потом посмотрел на Гагарку:
— Как одолжение, не можешь ли ты привести Скиахана?
— Точняк. — Гагарка встал. — Только мы с тобой должны поговорить об этих моторах, сечешь? Объясни мне, что ты с ними сделал, и не потеряем ли мы остальные.
— Я приведу его, — сказала Гиацинт и вылетела из кокпита раньше, чем Шелк сумел остановить ее.
Синель наклонилась к Шелку:
— Она считает, что ты должен гордиться ей. И я.
Он кивнул.
— Только ты — нет, и ее это ранит. Во время вашей первой встречи у нее был азот, так что тебе пришлось сигать в окно. Это правда? Мне об этом рассказала Моли.
— Это было ужасно, — признался Шелк и вытер лицо подолом сутаны, хотя и не вспотел. — Азот прорезал каменный подоконник. Не верю, что когда-нибудь это забуду.
— И после этого ты решил, что она какая-нибудь деревенская девчонка, патера? — спросил Гагарка.
— Нет. Конечно, нет. Я в точности знал, кто она такая.
Он молчал, пока в кокпите не появился Скиахан, который, поклонившись, спросил:
— Вы хотите поговорить со мной, кальде Шелк?
— Да. Вы летали на похожем воздушном корабле?
— Никогда. Я много раз летал при помощи крыльев, но у нас, Экипажа, нет ничего похожего, за исключением самого Витка, да и тем управляет Главный компьютер, а не мы.
— Понимаю. Но все равно вы знаете очень много о восходящих и нисходящих потоках, и о штормах; больше, чем я когда-нибудь узнаю. Я вел этот дирижабль с тех пор, как вихрь, посланный нам Молпой — или Внешним, как я предпочитаю верить, — вернул нас в воздух. Сейчас я хочу на некоторое время уйти. Вы можете занять мое место? Я буду исключительно благодарен.
Летун энергично кивнул:
— О, да! Спасибо, кальде Шелк. Большое-большое спасибо!
— Тогда садитесь здесь. — Шелк встал, и Скиахан скользнул на его место. — Здесь нет поводьев, нет и руля, который надо поворачивать, как в поплавке. Дирижабль управляется моторами. Вы понимаете?
Скиахан кивнул, и Гагарка прочистил горло.
— Западный ветер несет нас к Главному компьютеру. Мы могли бы лететь быстрее, но было бы разумно сохранить горючее. Вот эти циферблаты показывают скорость вращения всех восьми моторов; как видите, четыре больше не работают.
Шелк, так быстро, как только мог, обрисовал функции всех рычагов и кнопок на доске. Наконец летун, похоже, все понял, и Шелк повернулся к Гагарке:
— Ты хотел знать, что я сделал с моторами. Очень мало, на самом деле. Я взобрался в покрытое тканью тело дирижабля.
— Точняк, — сказал Гагарка. — Я знал, что ты должен был.
— Большую часть места — громадного! — занимают ряды огромных баллонов. Еще там есть бамбуковые дорожки и деревянные балки.
— Я был на одной.
— Да, конечно; ты должен был быть там во время сражения. Но я хочу сказать, что там еще были баки и шланги. Я нашел зажим, совсем простой, какой мог бы использовать плотник.
Шелк замолчал и взглянул на птицу, сидевшую на его плече.
— Вот тогда меня и нашел Орев; я только что подобрал зажим. Не имеет значения. Я поставил его на шланг, предположительно для горючего, и пережал шланг так сильно, как только смог. Очень сомневаюсь, что это полностью остановило поступление горючего, но должно было очень значительно уменьшить поток. Это место совсем
