Юрий Брайдер - Губитель максаров

Упреждая вопрос, написанный: на физиономии Хавра, Окш быстро добавил:

— Ты есть хочешь? У меня от голода даже кишки свело. Пойди-ка пошарь в переметной суме. Не может такого быть, чтобы доблестный воин Шалтарк не припас в дорогу чего-нибудь вкусненького. Я бы сейчас даже от жареной человечинки не отказался.

Шутка получилась весьма неудачная, но это ничуть не смутило Окша. Создавалось впечатление, что он болтает языком по той же причине, по которой другие кусают ногти или приплясывают на одном месте, то есть от чувства нетерпения, сдобренного еще и волнением. При этом все внимание Окша было обращено на некую ничем не примечательную (и более того, заметную только ему одному) точку, находившуюся где-то сбоку от истукана. По крайней мере туда был обращен его взгляд.

Лошадь, тоже успевшая проголодаться, при приближении Хавра требовательно заржала И попыталась укусить его, однако, получив кулаком по морде, сразу успокоилась, вернее, смирилась.

В переметной суме, оставшейся на память о Шал-тарке, было немало всякого добра, а вот из съестного имелось в наличии только вино, сыр да мешочек жареных орехов. Торбу с предназначенным для лошади зерном во внимание можно было не принимать.

Впрочем, Окш остался доволен и этим.

— Сойдет, — сказал он, когда Хавр доложил ему о своих находках.

Взор Окша был прикован к прежнему месту, и, проследив его, Хавр с удивлением обнаружил, что на черном граните появилась еще более черная линия, проведенная как по линейке между двумя соседними истуканами. Внимательно присмотревшись, можно было заметить, что она постепенно расширяется, становясь при этом чуть глубже.

Окш, не глядя, схватил фляжку, сделал несколько жадных глотков, подавился и в сердцах швырнул ее в сторону Чернодолья. (Фляжка исчезла, не пролетев и пары саженей.) От орехов и сыра он отмахнулся. Непонятно было, зачем он вообще гонял Хавра на поиски еды.

Бередящий душу запах приближающейся бури, тревожный запах нарождающихся молний между тем усиливался. Волосы Хавра вдруг сами собой зашевелились, словно в них завелись блохи, а когда он машинально тронул шевелюру рукой, раздалось легкое, сухое потрескивание. К обычным для этих пустынных мест звукам — вою ветра и шороху песка — присоединилось низкое негромкое гудение, словно во вскрытом чреве истукана ожил огромный рой пчел.

Лицо Окша было по-прежнему сосредоточенно-хмурым, и определить, доволен он результатами своих наблюдений или нет, не представлялось возможным. Внезапно он резко повернулся и, бросив на ходу: «Поехали дальше», — быстро зашагал к лошади.

До ближайшего истукана было рукой подать, но Окш устроил такую скачку, что Хавр едва не свалился со скользкого от пота лошадиного крупа. Загадочная линия (скорее уже канавка), тянувшаяся справа, служила для них как бы ориентиром. На поверхности, накрывшей Чернодолье невидимой стеной, время от времени появлялись и тут же пропадали радужные разводы, как это бывает, когда в прозрачную речную воду попадает несколько капель фонарного масла.

У следующего каменного истукана, ничем почти не отличавшегося от предыдущего, Окш спешился, и все повторилось в прежней последовательности: резкие взмахи клинка, зияющая дыра, открывшаяся в ноге-опоре, сосредоточенная возня внутри, треск искр, способных испепелить доброе дерево, свежий запах надвигающейся грозы — только на этот раз все закончилось намного быстрее. Наверное, Окш успел набить руку.

Когда они направились к третьему истукану, ширина линии, очерчивающей границу Чернодолья, уже достигла пяди, а перепад уровней между ее внешним и внутренним краем превысил толщину большого пальца.

Так они миновали около дюжины истуканов, делая краткую остановку возле каждого. Окш работал быстро и сосредоточенно, лишь изредка отпуская малозначительные, а то и вовсе бессмысленные замечания. Все вопросы Хавра, сформулированные предельно осторожно, он или игнорировал, или пытался обратить в шутку.

Время шло, а Окш не обнаруживал никаких признаков усталости. Даже нервы его, похоже, успокоились — по крайней мере, он уже не пялился себе под ноги, словно змеелов, с надеждой, но и с опаской ожидающий появления какого-нибудь опасного гада. Черная идеально ровная канавка, пока что являвшаяся единственным зримым результатом его странных визитов в чрево древних великанов (и природа которой оставалась для Хавра тайной), быстро удлинялась и расширялась. Камешек, брошенный в нее, исчезал, едва успев докатиться до внутреннего края.

Внезапно вдали что-то грохнуло, словно выпалила целая батарея картечниц. У самого горизонта, приблизительно в том месте, с которого они начали объезд границ Чернодолья, встало облако пыли и каменного крошева. Нетрудно было догадаться, что это взорвался один из истуканов, ставших жертвой Окша. Канавка мгновенно превратилась в борозду, преодолеть которую теперь можно было только с хорошего разбега.

— Наконец-то! — произнес Окш с нескрываемым облегчением, а затем добавил загадочную, чересчур пышную для него фразу: — Ветер времени рвет паруса пространства.

— Ты что-то сделал с защитной стеной? — эта догадка уже давно вызревала в голове Хавра.

— Неужели же я искал место, где можно спокойно справить нужду? — усмехнулся Окш. — Предыдущим ходом Карглак если и не обыграл меня, то поставил в затруднительное положение. А это мой ответ ему. А заодно и всем его приспешникам, уже решившим было, что Губитель Максаров обезврежен. Такого сюрприза они ожидать никак не могут.

— Подожди… Я не понимаю, в чем тут подвох. Стена исчезнет?

— Конечно, — охотно подтвердил Окш.

— И что из этого? Чем это может навредить макса-рам? Ни в одном из ближайших миров у них нет достойных противников, особенно сейчас, после гибели жестянщиков. Они давным-давно перестали бояться чужого вторжения.

— Раньше ты соображал лучше. Особенно когда работал на Карглака. — Не ясно было, зачем Окш старается уязвить Хавра. — Стена исчезнет, но перед этим она превратится в мешок, медленно и неотвратимо затягивающийся мешок, внутри которого окажется все Чернодолье вместе с максарами, их слугами, их замками и, что действительно обидно, вместе с их сокровищами. Понимаешь?

— Пока еще не совсем…

— Ты плавал когда-нибудь на парусниках?

— Приходилось.

— Парус крепится к мачте или рее специальными тросами. Если половину или даже треть из них перерезать, ветер легко справится с остальными и унесет парус прочь. Или обрушит его на палубу. Если верить покойному Азду, защитная стена будет действовать только дотех пор, пока целы девять десятых из числа ее опор. Я же вывел из строя четвертую их часть. О том, как это делается, подробно изложено во все том же завещании Азда… Лишившись притока энергии, стена начала сжиматься, пожирая пространство, оставшееся внутри нее. Мешок затягивается, и так будет продолжаться до тех пор, пока он не превратится в нечто такое, чего даже нельзя измерить. Тогда Чернодолье провалится в тарта-рары. Что будет дальше, я не знаю. Но максары уже никогда не вернутся в этот мир.