Юрий Никитин - Ярость

Он отвернулся, не желая смотреть, а когда услышал сзади быстрые шаги, начал оборачиваться медленно и беззаботно. Голову тряхнуло, словно по ней ударили бревном. Он отлетел в сторону, успел увидеть нацеленный в его сторону пистолет с непомерно толстым стволом. Мелькнула нелепая мысль, что в армии таких стволов не бывает, это не армейское оружие...

Выстрел хлопнул тихо, словно умелая машинистка коснулась спэйсбара на майкрософтовской клавиатуре. Он откинулся навзничь, из багровой дырочки во лбу на миг выплеснулся красный фонтанчик, тут же рану затянуло красным, будто заткнули изнутри. Лицо молодого парня осталось непонимающим, с вытаращенными глазами.

Через него уже перепрыгивали, быстро и умело скатываясь в коридор. Один из тех, кто получил от лейтенанта, члена их организации офицеров, секретный пароль и код доступа в центральный зал, несся впереди.

На пятом этаже, считая от поверхности, дежурный на пульте брезгливо всмотрелся в экран:

– Слушай, что за машина притащилась? Бочкотара такая, будто привезли из прошлого века...

– Где? – поинтересовался напарник вяло.

– Вот, на третьем экране. Да не туда смотришь!

– В самом деле... До чего армию довели.

Дежурный сказал с беспокойством:

– Но здесь не положено. Надо отогнать.

– Да брось. Не видишь, в каком они виде? Явно напарника не дали, бедолага гнал машину пару суток в одиночку, а ему не то что поспать, но и отлить не давали! А сами все: давай-давай! А «Давай» в Москве...

– Ничего, – буркнул дежурный, – здесь новый народился.

Оба усмехнулись, их капитан и был тем, кто всегда покрикивал: «Давай-давай, ребята». На экранах было видно как водитель, грязный и с трехдневной щетиной молодой парень, стоял возле кабины, держась за дверцу и с наслаждением вдыхал не такой уж и чистый воздух, но после душной кабины, казавшийся райским.

– Доверяют же такую бандуру салагам, – сказал напарник сочувствующе.

– Черт, она загородила нам все здание, – сказал дежурный беспокойно. – Надо, чтобы отогнал!

– Сейчас отгонит, – бросил напарник успокаивающе. – Деревня, что он понимает! Сейчас армия в самом деле рабоче-крестьянская... Из образованных да сытеньких москвичей в ней ни одного не отыщешь.

Дежурный все же сделал движение пойти проверить, только и делов, что позвонить да наорать на бедолагу, потянулся к кнопке вызова внешней охраны: автомат под рукой... и в это время стальная дверь, отгораживающая от мира, отпрыгнула, словно отстреленная гильза. Две пули ударили ему в голову. Он дернулся, успел увидеть сквозь вспышку, как нелепо взмахнул руками его напарник. На пульте загорелся огонек, требовательный голос сказал:

– Так что у вас?.. Вы сказали, что какая-то машина...

Один из десантников длинным прыжком перемахнул стол, на лету подхватил микрофон и сказал буднично:

– Ложная тревога.

– А-а-а, а что было?

– Да своя машина, своя. Конец связи.

– Что за лопухи, – буркнул голос, и связь оборвалась.

– Быстрее!

Убитых офицеров подхватили под руки, бегом проволокли по коридору. На расстоянии пяти шагов светились по обе стороны двери сенсорные пластины. По знаку старшего, офицеров разом вздернули, прижали их большие пальцы к чувствительным элементам. Машина долго изучала рисунок на пальцах, словно заметила отличия на мертвых, хотя и теплых еще пальцах. Показалось даже, что за дверью заскрежетало, то ли железные мозги пытались решить трудную задачу, то ли разболтался лазерный дисковод.

Наконец щелкнуло, будто в замке провернули наконец ключ. Десантник толкнул дверь раньше, чем механический голос произнес:

– Доступ разрешен.

Они ворвались как буря. Пятеро на ходу вытаскивали видеокассеты, почти в прыжках вставили в щели, старший сорвал кожух, что-то сделал, на миг полыхнуло искрами, тут же он успокаивающе крикнул:

– Все в порядке! Быстрее, отстаем по времени!

В главном зале, самом нижнем, огромном и защищенном от ударов мегатонных атомных бомб, от любой радиации, с запасами провизии на десять лет, полковник Давыдяк сказал озабоченно:

– Что-то с внешней охраны вякнули по поводу чужой машины...

– Проверь, – предложил майор Лысенков.

– Да что проверять? Нет там никакой машины.

Экраны светились ровным серебристым светом. Все восемь, краса и гордость, все по семнадцать дюймов по диагонали, зерно ноль двадцать пять, цвета такие, что можно фильмы смотреть, все восемь показывали пустой двор, пустые окрестности.

Полковник предположил:

– Лейтенант Чернов турнул, вот и убрались. Он строгий служака.

– Да, не чета нынешним, которым все трын-трава.

Но он продолжал хмуриться. Лысенков спросил дружески:

– Что стряслось? Дома неприятности?

– Дома у всех неприятности. Три месяца без жалованья... Но что-то мне не нравится на этих мониторах.

– Что?

– Не знаю. Мерещится что-то.

– Если мерещится, перекрестись, – посоветовал Лысенков, – Все пройдет, как три бабки пошепчут.

– Да? Но что-то не так.

– Я ж говорю, перекрестись! Сейчас даже генералы на каждом шагу крестятся. Крестятся да «Отче наш» читают.

– Да, им бы рясы вместо погон... А вон на том экране, видишь, бровка чуть повреждена. Посмотри?

Лысенков всмотрелся. Зоркие глаза Давыдяка заметили такую мелочь, но когда везде разруха и разлад, то лишь чересчур свирепый служака будет добиваться, чтобы все блистало чистотой и порядком.

– Ну и что? – спросил он, морщась.

– А то, что я сегодня заставил ее поправить! И проследил, чтобы поправили!

Лысенков не успел сказать, что это уже чересчур, вся страна в развале, а он наводит чистоту и такой порядок, что лишь в царской армии могло быть, или в сталинской, но Давыдяк уже потянулся к пульту, включил переговорное устройство:

– Тревога! Тревога по всем отсекам. Немедленно...

Издалека раздались выстрелы, вскрик. В распахнутую дверь было видно, как на том конце коридора показался бегущий человек, упал, а из-за поворота выскочили фигуры в пятнистых комбинезонах. Все трое разом выпустили очереди. Падая, оба офицера бросили руки на пульт, но у Лысенкова это была уже рука мертвеца.

Замигали лампочки, вспыхнул сигнал тревоги. Десантники неслись, как снаряды из гранатомета, но перед самым входом в зал с двух сторон метнулись навстречу одна за другой тяжелые створки. Широкие пазы вошли один в другой так точно, что между ними не просунуть и волоса.

Давыдяк откатился от пульта, в руках уже был пистолет. Огляделся, дверь закрыта. Из-за малого пульта следят с широко распахнутыми глазами Светлана и Лена, жены армейских офицеров, что работают дежурными.