Дмитрий Баюшев - Допущение

— Ага, — сказал, наконец, Иван.

— Что? — озабоченно спросил Вовка Прынц.

— Ага означает ага, — сказал Иван, не отрываясь от микроскопа.

— Ага, — озабоченно согласился Вовка.

— Так, так, так, — Иван, потирая поясницу, встал с высокой лабораторной табуретки. — Ясненько.

Затем распорядился, чтобы вызвали ПКУ-2. «Бобик» с порога доложил:

— Явился, не запылился.

Иван взглянул на Прынца, тот сделал тупое лицо.

— Ты заметил что-нибудь необычное во время боя? — обратился Иван к «Бобику».

— Так точно, заметил. Моя защита нуждается в доработке. Я бы доработал систе…

— Стоп, стоп. Это уже моя забота. ("Дяди с Кольца бьют меня моими же идеями… Оперативно. Но это ничего, ничего! Они еще не все знают".) Меня волнует другое. Эта конструкция, в отличие от прошлой, с которой ты, кстати, знаком, должна была просверлить в твоей защите ма-аленькую дырочку, с микрон, и поразить тебя. Где дырочка, я спрашиваю? — свирепо закончил Иван.

— Так точно. Понимаю. Таковая дырочка имеется, только в дубле.

— В каком дубле? — не понял Иван.

— В моем, уважаемый. Я его опосля кремировал.

— Прынц, что ты делаешь с установкой? — нехорошо спросил Иван.

— В каком смысле? — от усердия Вовка вытаращил глаза.

— В прямом: опосля, уважаемый. Мало тебе собачьего диалекта?

— Иван Иваныч, да ведь заслушаешься. Как по росе босиком. Будто с народом пообщался.

— Ну — демагог, — Иван поглядел на хихикающих ребят и усмехнулся. — Так что за дубль?

Оказалось, что «Бобик» в момент приема излишней энергии умудряется из наличествующей глины или другого подножного материала сотворить себе подобных, которых считает своими сыновьями, и очень гордится дублем, "повесившим лапшу на уши контрагенту".

— Навешавшим, — машинально поправил Иван и застонал — про себя, в душе.

— Виноват — исправлюсь. Он погиб, — с дрожью в мембранах провозгласил "Бобик", — но дела его пребудут в веках, едрена палка. Дабы не раскрыть секрета, я вынужден был его кремировать. И это высшая почесть, язви ее в душу.

Иван, глядя на потупившегося Вовку Прынца, шмыгнул носом и почесал в затылке.

Доработка «бобика» заняла несколько дней. Интенсивное участие в ней принимал Виктор Булкин. Именно он своими толстыми обкуренными пальцами виртуозно спаял электрическую часть на двадцати микросхемах и заготовил моноблоки, используя для заливки надежную эпоксидку. Он же отчистил до блеска послушного «Бобика», впрыснул маслица в его шарниры, в благодарность за что был обучен колыбельной на языке экзотической народности тибетского нагорья.

Обедали они вместе с Ивановым в ближайшем кафе «Орбита». Кормили здесь дороговато, но хорошо, под приглушенные записи современных рок-групп. Музыка создавала уют и одновременно отодвигала на задний план атавистические звуки, сопровождающие прием пищи. Кроме того, сюда после стипендии заглядывали симпатичные девочки из мединститута, которые как-то по-особому умели «стрелять» глазками. Это бодрило.

На одну из них, миниатюрную блондинку, Булкин обратил особое внимание, а все потому, что хорошенькая студентка частенько поглядывала на их столик. Поглядит, мило улыбнется Витьке и о чем-то думает, но уже с серьезным, почти хмурым лицом.

Совпало так, что они вместе вышли из кафе, однако Иван, весь в заботах, вышел первым, а Булкин, придержав дверь, чтобы пропустить девушку, поотстал и потому не заметил, когда же, собственно, они успели познакомиться. Прошли-то какие-то секунды.

— Виктор Николаич, ты иди один, — попросил Иван. — Мне надо переговорить с… товарищем.

Булкин ушел, а Иван внимательно всмотрелся в незнакомое юное лицо.

— Я вас не помню.

— Я из последнего выпуска, — холодно сказала девушка. — Земное имя, скажем, Света. Для удобства.

— Пойдемте вон на ту аллейку, — предложил Иван. — Для удобства.

— Не иронизируйте, — Света вынула из сумочки, висевшей на плече, сигареты. — Вашему положению я не завидую. Угощайтесь.

— Не курю. И запомните на будущее — угощать сигаретами и вообще ухаживать должны мужчины.

— Очень вам благодарна, Иван Иваныч. Обязательно запомню.

Она опустила пачку в сумочку.

— А вы что же? — спросил Иван.

— Перебьюсь. Присядем.

Они сели на скамейку в середине аллеи. Люди проходили, но редко. На девушку заглядывались, с Ивановым вежливо здоровались.

— Вам не страшно? — участливо спросила Света. — Герой. В одиночку против Кольца. Супермен.

— Вы давно здесь? — Иван усмехнулся.

— С неделю. А что?

— Через месяц будете думать по-другому.

— Вот что, Иванов, — жестко сказала девушка. — Руководитель приказал прекратить всякую деятельность. То есть: уничтожить все результаты работы и с первым же спецрейсом явиться для официального отчета. Учитывая кое-какие ваши заслуги перед обществом, Руководитель обещал похлопотать о смягчении приговора.

Иван засмеялся.

— Послушайте, что вы мне предлагаете. Я несколько вольно повторю ваши слова. Вы предлагаете бросить работу, дом, семью, уехать в тридевятое царство и сесть там в кутузку. И ждать в этой кутузке — аннигилируют тебя сразу или же сошлют на рудники, что почти равнозначно. Веселенькая перспектива.

— За ошибки надо расплачиваться!

— Хорошенький, но все же солдатик, — сказал Иван. — Крепко в вас вбили казарменные законы. Впрочем, и я был не лучше. Только сумел перестроиться. Вот вы говорите — ошибки. А я говорю — нет. Это как раз то, что должен делать думающий человек. Иначе, он — вечный мальчик на побегушках.

— Не зарывайтесь, Иванов. Дисциплина есть дисциплина. Нечего защищать распущенность и расхлябанность.

— Пожалуй, месяца на адаптацию вам будет маловато, — задумчиво сказал Иванов. — А знаете что, Света, или как вас там… Вы же красивая женщина. Вам надо мужа, детей. Зачем вам эта суета с мировым господством?

— Обо мне не беспокойтесь, агент Иванов.

— Хорошо. Тогда я просто расскажу, что вас ожидает… Пока вы молоды и смазливы, вас будут держать на чужих планетах. А это далеко не сахар. Сами понимаете — двуличная жизнь, нервы, неизбежное вранье, провал или его ожидание. Вы станете раздражительной, вредной, подурнеете и облысеете раньше времени. Вас уволят в запас. Если повезет, будете преподавать азбуку шпионажа курсантам. И обязательно среди курсантов найдется юная девица, которой вы не сможете простить молодость и красоту, будь у нее хоть семь пядей во лбу. И вы начнете ее преследовать, хотя она ни в чем не виновата. Если с преподаванием не повезет, тогда вообще дело швах. В обоих случаях вы останетесь одиноким выжатым лимоном. Очень кислым и злым. Подумайте, на что вы хотите растратить свою драгоценную жизнь.