Теодор Старджон - Окажись все мужчины братьями, ты бы выдал сестру за одного из них

- Но начнем завтра. А теперь мне пора, Стрен заждался. Спокойной ночи, любовь моя.

Ее речь задела самые нежные струны в душе Чарли, и он не нашел в себе сил рассердиться на Тамбу. Ему просто стало больно. Еще вчера он и представить не мог, что способен страдать так сильно, что обида бывает такой невыносимой. Он зарылся лицом в подушку дивана, стоявшего.., в гостиной? В этом мире понятия "изнутри" и "снаружи" были так же запутанны, как и чувства, переполнявшие сердце Чарли, но не столь противоречивы. Итак, он зарылся лицом в диванную подушку, упиваясь обидой. Потом кто-то присел перед ним на корточки и легонько тронул за шею. Он слегка повернул голову и увидел Тинг. Ее волосы переливались в сумерках, а па лице отражалось сочувствие.

- Позволь мне остаться с тобой вместо нее, - попросила она, и Чарли воскликнул с искренностью безнадежно влюбленного:

- Тамбу мне никто не заменит!

Тинг неподдельно разочаровалась и обиделась. Она призналась в этом Бэксу, прикоснулась к нему еще раз и пропала. Где-то заполночь он заставил себя встать с дивана и разыскать отведенную ему комнату. Изнеможенно упав на постель, он тут же забылся глубоким сном без сновидений.

На другой день он решил искать забвение в работе и начал составлять перечень природных богатств планеты. Домочадцы время от времени пытались заговорить с ним, но если их речи не касались его перечня, он отвечал неохотно (всем, кроме неотступного Гандра, быстро ставшего закадычным другом Чарли). Тинг все чаще подворачивалась ему под руку, и не без пользы, а он был не настолько высокомерен, чтобы отвергнуть вовремя поданный фломастер или справочник, открытый на нужной странице. Так Тинг провела с ним многие часы готовая услужить, но молчаливая, и он оттаял, начал советоваться с ней - к примеру, о местной системе мер и весов или о принципах расчета производительности труда. И если Тинг не могла ответить сама, то быстро находила нужные сведения. Впрочем, она знала гораздо больше, чем он от нее ожидал. И к концу дня они уже весело болтали, обсуждая то, что необходимо сделать завтра.

Зато с Тамбой он не обмолвился ни словом. Он не хотел обижать ее, но вместе с тем не мог без боли смотреть, как она стремится попасться ему на глаза. В конце концов она поняла это и отошла в тень.

Два дня и две ночи бился Чарли над одной особенно запутанной статистической выкладкой Тинг не отходила от пего ни на шаг, ни разу не возроптала... Но в предрассветные часы третьей бессонной ночи она, закатив глаза, упала без чувств. Тогда Чарли, с трудом поднявшись на одеревеневшие от долгого сидения ноги, отвлекся от плясавших перед глазами цифр, переложил девушку на пушистый меховой коврик и вправил ей подвернувшееся колено. В тусклом свете торшера, который случайно забыли выключить, ее красота казалась гораздо изысканней, чем в ярких лучах солнца, как он привык ее видеть. Сумрак по-особенному оттенил алебастровую кожу, бледные губы стали почти незаметны, отчего девушка обрела диковинное сходство с античной статуей. Платье на ней было похоже на те, что носили древние жительницы Крита: тугой лиф, поддерживающий полуобнаженную грудь, и полупрозрачная юбка. Опасаясь, что лиф мешает ей дышать, Чарли расстегнул его. Там, где кромка врезалась в плоть, кожа немного сморщилась, и Чарли нежно разгладил ее. Он устал настолько, что не мог отделаться от бессвязных мыслей о пирофиллите, Лэте, брате, месторождениях ванадия, Воргидине, осадках химических реакций и о Тинг, смотревшей на него, Чарли. Она едва могла разглядеть его в сумраке. Он перевел взгляд с ее лица на собственную руку, что разглаживала кожу девушки. Несколько минут назад рука замерла и как будто уснула - сама по себе. А его глаза - они открыты или закрыты? Он хотел встать, посмотреть на себя в зеркало, но потерял равновесие. Голова упала на грудь Тинг, и они уснули, почти соприкасаясь губами, но так и не поцеловавшись.

До-Исходовый мыслитель Платон утверждал, что люди поначалу были четвероногими гермафродитами. Но однажды ужасной ночью силы зла наслали на них страшную бурю и всех людей разорвало пополам. С тех пор каждый ищет потерянную половинку. Во всем, что создают одни мужчины или женщины, ощущается незавершенность. Но если одна половинка найдет вторую, ничто и никто не сможет их разлучить. А в ту ночь друг друга нашли Чарли и Тинг - это произошло с ними во сне, и они не помнят, когда именно их души слились. Им просто показалось, будто они попали куда-то, где до них никто не бывал, и остались там навсегда. Но главное - Чарли смирился с происходившим на Вексфельте, памятуя о заповеди "не судите да не судимы будете", стал не осуждать его, а изучать. Это было нетрудно - жизнь вокруг не стыдилась посторонних глаз. Дети спали где хотели. В эротические игры молодежь играла столь же часто и увлеченно, как в мяч, и ни от кого не скрываясь. О сексе вексфельтиане говорили гораздо меньше, чем жители любой другой планеты. Чарли по-прежнему упорно работал, но перестал закрывать глаза на многое из происходившего. И увидел немало такого, на что прежде запрещал себе смотреть, и с удивлением обнаружил, что подобные вещи отнюдь не свидетельствуют о конце света.

Но вскоре ему случилось пережить ужасное потрясение.

Иногда он спал у Тинг, иногда - она у него. Однажды ранним утром он проснулся в одиночестве и, вспомнив о недоделанной с вечера работе, встал и направился в комнату Тинг. Оттуда слышалось мелодичное пение, но смысл его дошел до Чарли слишком поздно; лишь потом он понял, как сильно рассердился, когда сообразил, что Тинг поет кому-то другому. Не удержавшись, он зашел к ней в комнату.., и тут же выскочил в коридор, трясясь от гнева.

Воргидин отыскал его в саду - сидящим на росистой траве в овражке под ивой. (Чарли так и не понял, почему оказался там и как вексфельтианину удалось его найти.) К тому времени Чарли столь долго смотрел в никуда, что глаза воспалились, но он смаковал это болезненное ощущение. А пальцы с такой силой вонзил в землю, что руки вошли в нее но запястья. Три ногтя сломались, а он все давил и давил. Воргидин молча сел рядом. Выждал ровно столько, сколько подсказывала интуиция, и окликнул молодого человека по имени. Чарли не шевельнулся. Воргидин обнял его за плечи, и это было ужасно. Чарли вновь не повернул к нему голову, но его вытошнило, едва вексфельтианин дотронулся до него. Вернее, вырвало. Но и облитый с ног до головы остатками завтрака, он все так же сидел, глядя в никуда воспаленными глазами. Воргидин - а он прекрасно понимал, что произошло, и, возможно, даже готовился к подобной сцене - тоже не двинулся с места, не убрал руку с плеча молодого человека. Лишь приказал:

- Говори!

Чарли взглянул на вексфелтианина. Проморгался. Выплюнул кислятину, скривил губы. Они задрожали.