Гюнтер Браун - Утофант

Господин Носталь спросил своего внука, который, сидя на ковре, производил эксперименты с огнем и начал уже, без какого-либо оригинала или исходного образца, прожигать в нем сложный узор:

— Сознайся-ка честно, ведь и ты не можешь себе представить, что значит быть человеком без всякой фантазии, а? Однако ты согласишься со мною в том, что больше так, как теперь, продолжаться не может, катастрофа уже стучится в двери.

Внучек господина Носталя, не отрываясь от своего занятия, сказал:

— Ты переживаешь и плачешься потому, что жил ребенком в других условиях. Вот постоянно и сравниваешь. Мне известны только исторические описания из учебников, и я им не доверяю точно так же, как и твоим трогательным повествованиям о том, какой скудной фантазией обладали твой папа и твой дедушка и как они опасались возникновения больших сложностей, поскольку ты был первым в семье ребенком с таким мощным зарядом фантазии и зиждительных импульсов. Но потом они только и радовались. Ты непрерывно выявлял скрытые возможности и свойства разных предметов, все время что-то разбирал, переделывал, и родителям было не так скучно. Случались, понятно, и недоразумения, потому что ты беспрестанно что-нибудь перефункционировал, а у них было довольно-таки одностороннее представление о назначении некоторых вещей, но, в сущности, они были довольны, что подвергли тебя дородовой генной терапии. Так все делают, сказали они себе. И если в наши дни всякий вооружен богатейшей фантазией, то пусть будет таким и наш сын. Иначе как ему пробиться в жизни? Их огорчало, что сами они уже не годятся для «Ра» и «Сге»-обработки. Отсутствие фантазии было словно тавро отсталости, старости, закаменелости. И в самом деле, их скоро отправили на пенсию по ранней категории. Но ты любил их как безумный — я знаю, знаю.

— Да, — сказал господин Носталь, — никогда им не приходило в голову сделать что-нибудь такое, что могло бы мне всерьез помешать. Папа каждый день отправлялся подвижным тротуаром к ближайшей станции тюбинговой подземки. Тротуар N_897. Ровно в семь тридцать он становился на движущуюся полосу прямо перед нашей дверью, и я видел его плавно удаляющуюся спину, а восемью минутами позднее и мама скользила прочь. Точно в четыре часа двадцать одну минуту они снова подкатывали к дому. Подробностей о том, куда возила их по трубам подземка, они никогда не рассказывали, говорили: «На работу». Что это была за работа, они не уточняли. И мне стало понятно, что она их абсолютно не интересует. Было бы бестактно настаивать на объяснениях. Дедушка с бабушкой мне тоже не докучали. Так что я мог дать полную волю своей фантазии и креативным способностям.

Внучек сказал:

— Да, а вот в старинных книгах написано, будто прежде, под властью лишенных фантазии государственных чинуш, да и родителей, учителей и всяких других притеснителей, жизнь обладавших фантазией была ужасна, их креативность встречала противодействие везде и во всем, их сажали, их даже убивали, если только они сразу не убивали себя сами.

— Что ж, возможно, возможно, — согласился господин Носталь. — Такое вполне могло происходить, когда редко еще встречались наделенные фантазией, творческие натуры, когда они были продуктом случайности, странной игрой природы и потому воспринимались обществом как нечто аномальное. Когда я родился, стало уже как раз входить в обычай до рождения экипировать детей генами Ра и Сге — фантазией и креативностью, стремлением к творчеству, способностью к созиданию. И мои родители терпеливо слушали меня, они поражались и восторгались, когда я старательно раскурочивал что-то или пачкал краской все подряд; они видели проявление высшей степени Сге, если сток ванны вдруг оказывался переведен в другое русло и на кухне начинал плясать фонтан, пусть даже при этом уплывал наш ужин. Конечно, и у них иной раз сдавали нервы — скажем, когда я сконструировал новые окна, из которых постоянно дуло, поскольку стекла совершенно свободно болтались в рамах и колебались на ветру, но зато переливались при этом чудесными красками. Однако именно потому, что мои родители тоже ворчали, а я ощущал в этом отголосок подавления и преследования, моя фантазия и моя креативность набирали силу. Но, как мне теперь кажется, надо было оставлять сколько-то детей со слабой прививкой, а то и вовсе без Ра и Сге или варьировать по интенсивности и встраивать при этом механизм доминантной наследственности. А поскольку об этом не позаботились, то жизнь на нашей Земле и дошла до такого хаотического состояния. Вот мы и влачим это жалкое существование просто потому, что нет больше ни одного человека, способного слушать другого с удивлением, с неудовольствием, вне себя от возмущения или бестолково вытаращив глаза, ни единой человеческой души, которая по недостатку воображения чинила бы нам какие-то препятствия. Встречал ты хотя бы раз какие-то препятствия в проявлении своих Ра и Сге?

— Да всю дорогу, — раздраженно огрызнулся внучек, — одна болтовня твоя чего стоит, когда мне надо сосредоточиться на ковровом узоре. Ну вот, одна дыра теперь выгорела чересчур широко.

— Сделай из нее большой цветок.

— Тебе обязательно надо вмешиваться, когда я что-нибудь делаю? А ведь это мой узор, ведь это я его создаю.

— На моем ковре, — возразил Носталь. — И весь замысел целиком мой собственный. Как у тебя вообще хватает совести пытаться к нему примазаться, козыряя своим ковром? Я сам придумал взять твой ковер, потому что именно твой такой махристый и лучше воняет горелой пылью, когда прожигаешь в нем дыры, чем мамин. Узор, который я выполняю, еще и ароматический узор.

— Ну-ну, я не мешаю тебе, мой мальчик. Но посмотри только на наши города, на все это незавершенное, на все это начатое в одном стиле и продолженное в полдюжине других, а там и вовсе остановившееся — руины… Да можно ли эту выставку ужасов и городом-то назвать? Н-да, в прежние времена… тогда один квартал походил на другой. Тогда все умещалось в приличествующих делу формах школьной геометрии. Улицы — как по шнурочку, в таких не заплутаешься, уличные транспортеры доставляли пассажира точно к желаемому пункту. Немного, может, и скучновато, согласен, но именно в силу этой скуки, на этом сером, пресноватом фоне груды покрытых краской, бывших когда-то предметами материалов и частей, обломочные творения из всех жилищ, извергаемые шахтами мусоропроводов, выглядели столь волнующе, привлекательно. Редкие родители не бывали горды тем, что перед дверьми у них громоздился самый большой Ра-и-Сге-террикон. Позднее стали придавать значение утонченному разнообразию и цветовой нюансировке. Так увлекательно было прогуливаться, исследуя встречавшиеся по пути груды. Какое богатство решений! И постоянно от кучи к куче передвигались научные комиссии из различных отраслей промышленности, выколупывая вдохновляющие идеи для новых разработок.