Владимир Немцов - Последний полустанок

Димка обернулся, на губах его застыла жалкая, растерянная улыбка.

Так и знал Тимофей. Он предупредительно поднял ладонь:

— Только без паники!

Лицо Вадима покрылось красными пятнами. Он отвернулся. Да что там говорить? Страшно. И не только за себя, но и за Тимку. Конечно, это и есть летающее зеркало, о котором Тимофей не хотел вспоминать. Значит, здесь нет никакого пилота. Как же тут не беспокоиться?

Все это Димка хотел сказать честно и откровенно, но слова Бабкина задели за живое. Ну что ж, Тимофей Васильевич, посмотрим. Преодолевая холодный, до озноба, страх, Вадим приподнялся на локтях и спустил ноги в люк. Тимофей замер от неожиданности, хотел удержать его, но поздно. Димка уже добрался до последней перекладины и сел.

Глядя, как под ним проплывает земля, Вадим старался не думать о своем незавидном положении. Он переборол страх, теперь спокойно, как, вероятно, кажется Тимке, сидит себе на тонкой жердочке и с высоты своего величия посматривает вниз.

Земля казалась прекрасной, утренне-свежей, умытой росой. Сквозь густые леса бежала прямая и блестящая, как река, автомагистраль Киев — Житомир. Проплывали хутора, окруженные взбитой розовой пеной вишневых садов. У дорог тянулась кайма желтых цветущих акаций. Ярко-красные мальвы жались к белым стенам хат.

Вполне понятно, что все это не так подробно и четко различалось с высоты, но воображение Вадима смело дорисовывало картину.

Впереди горы облаков, местами похожие на ледяные торосы, окутанные туманом. А вон там — сказочная голова в остроконечном шлеме и рядом — Руслан на коне. Еще дальше — снежные ворота, внизу ущелья, и провалы, и перекинутые через них узорчатые мосты.

Из облачной глубины выплыли огромные руки в пушистых рукавицах, они тянутся вверх, точно хотят поддержать тонкую лесенку, где сидит Вадим. Надо подняться наверх. Тимофей беспокоится. Пора и честь знать.

Сидя возле люка, друзья обсуждали конструкцию «Униона», но Бабкин, занятый своими мыслями, делал это неохотно.

— Заскучал Тимка! — с наигранной бодростью воскликнул Вадим. — Вот уж не ожидал! — И, заметив, что Бабкин раскачивает на шнурке ботинок, спросил удивленно: — А где же другой?

Тимофей молча указал глазами на люк.

— Дома тебе достанется, — все так же весело проговорил Вадим. — Ты что же, нарочно его выбросил? С запиской?

— Нет, случайно.

— Зря. — Вадим взял у Бабкина карандаш и быстро написал несколько строк на листке из блокнота. — Надеюсь, не понадобится? — спросил он, потянув за шнурок ботинка. — Да не жадничай.

Неподалеку от какого-то селения ботинок с запиской на шнурке был сброшен. Он закувыркался в воздухе и, превратившись в точку, исчез.

Бабкин безнадежно посмотрел на люк, потом сдвинул кепку на лоб и почесал в затылке.

— Низко. Очень низко…

— Вот и хорошо, — отозвался Вадим. — Возможно, что кто-нибудь увидит, как отсюда сбросили вымпел, то есть твою желтую туфлю. Пошлют телеграмму, и все будет в порядке.

— «В порядке, в порядке», — разозлился Бабкин. — Да знаешь ли ты, что у Набатникова могут сорваться все испытания? Видишь, как низко летим, никак подняться не можем. С таким грузом через горы не перелезешь.

Внизу показалась река. Отраженный от воды золотой зайчик ворвался сквозь люк, заметался на ребристом потолке и улетел обратно.

Проплывали леса, луга, пашни. Часто встречались села, деревушки, хутора. Иной раз в круглой рамке люка появлялся городок и не спеша уползал в сторону.

Бабкин родился и долго жил в деревне. В отличие от Димки, выросшего в городе, он смотрел на поля привычным глазом знатока. Даже с высоты пятисот метров Тимофею казалось, что он сможет определить, насколько хороши посевы, различить, где что растет, и не спутать подсолнух с кукурузой. На колхозных улицах видел он еще не успевшие потемнеть столбы, разбежавшиеся в стороны от недавно построенной электростанции. Столбы совсем маленькие, похожие на спички. Такими же крохотными были видны срубы новых домов, напоминающие спичечные колодцы, какие Тимофей строил в детстве.

Думалось о Девичьей Поляне, ставшей теперь родной. Вот похожая на нее деревня. Белые домики, двухэтажный клуб. Скамейки стадиона светятся золотом свежеобструганного дерева. Опытным глазом Тимофей определил богатство колхоза. Конечно, до Стешиного далеко. Но тоже не плохо: тракторы и машины, там кирпичный завод, у реки стадо на водопое, за рекой огороды и незнакомые Тимофею кубические каркасы с натянутыми, как струны, проволоками. По ним ползли вьющиеся растения вроде дикого винограда. «Наверное, хмель», догадался Тимофей.

В стороне бежала длинная тень. Солнце стояло невысоко, и тень «Униона» была похожа на узкую лодку. В полдень она превратится в круг. Летающий диск! Но разве можно было узнать его в темноте, со всех сторон, до самой земли закрытого брезентом? Вход в центральную кабину тоже перестроили. Раньше была высокая причальная мачта с внутренней винтовой лестницей. А теперь диск чуть приподнят над землей. Вполне вероятно, что после всех этих переделок он испытывается впервые. Стоит сейчас конструктор Поярков возле записывающих приборов и глазам своим не верит, почему «Унион» не поднимается выше. Тимофей готов был выброситься из люка, только бы освободить диск от лишней тяжести.

— Помнишь, модель диска я видел у Пичуева? Значит, и «Унион» такой же? — с искренним интересом спросил Багрецов. — Ведь еще Циолковский придумал цельнометаллический дирижабль. Объем его изменялся.

— Ну и здесь так же. — Тимофей взял у Димки записную книжку. — Не знаю, как сейчас, но раньше диск был такой, — он начертил эллипс, похожий на огурец. — Как у стратостата, объем его на высоте увеличивается. Внутри есть специальные рычаги, они могут удлиняться и укорачиваться. Тут центральная кабина, от нее по радиусам идут трубы, то есть внутренние переходы, они пересекаются кольцевыми коридорами.

— Погоди, — прервал его Багрецов. — Стягивающие рычаги, наверное, все время движутся. Диск вроде как дышит. Газ от солнца нагревается, а ночью охлаждается. Вот я и думаю: чтобы диск не мотался вверх и вниз, рычаги это дело регулируют. Он дышит как огромная жаба. Раздуваются жабры…

— Поздравляю. У жабы — жабры…

— Не придирайся. Просто рифма подходящая попалась.

Тимофей включил приемник. Послышались характерные прерывистые сигналы, булькание, хрипение… Похоже, что заработала телевизионная установка. Во всяком случае, этот хрип напоминает ее работу. А вот и знакомый ЭВ-2. До чего же четки и надежны его сигналы, звонкие как у хронометра…

Вот еще какое-то рычание, писк, далекая пулеметная очередь. И вдруг сигналы затихают, только слышно шипение и легонький треск.