Дино Динаев - Лунный удар

— Гроб-то не будет, — сказал Аксак. — Только саван, который уже внизу освободят, чтобы Фатьма могла подняться и сесть.

От мысли, что несчастная будет покоиться даже не в рыхлой земле, а в узкой щели, выдолбленной в твердой как камень почве, мороз продирал по коже.

Семен перекрестился.

— Я хочу посмотреть на нее, — твердо заявил Флоров.

— Не надо смотреть, господин, — сказал Аксак. — Мулла уже сказал той женщине, раз Всевышний забрал, значит, такова его воля, хвала ему.

— Что за дикие нравы? — не выдержал Семен.

— Пошли, — решительно приказал Флоров. — Как государев человек я не позволю, чтоб живого человека закапывали в могилу.

Они шли, не оглядываясь, и не видели, как Аксак, подобрав полы запачканного сырой землей халата, припустил к мулле и что-то горячо зашептал.

Их долго не пускали.

Женщины встали горой, а особенно надрывалась мать Фатьмы.

— Чужой человек не должен видеть лицо моей любимой доченьки, — причитала она.

— Да по казенной он нужде, — безуспешно пояснял Семен. — Должен засвидетельствовать кончину. Чтоб значит документ выписать.

Ничего не помогало, а время уходило, скоро должны были вернуться мужчины с погоста, чтобы забрать покойницу и отнести ее на руках до последнего пристанища.

— Урядника надо, — проговорил Флоров. — Где у вас тут урядник? А ну отвечать!

— В волости, в Кисулях, — ответила безутешная мать. — Но вам все равно не отнять у меня мою доченьку.

Неизвестно, что нашло на Флорова: отчаяние от безысходности ситуации или наоборот решимость спасти девушку от узкой ниши в бездонной яме, где ей суждено было очнуться и провести самые страшные минуты, которые когда — либо выпадали человеку, но он вдруг закричал:

— Да жива твоя Фатьма! Жива!

На некоторое время воцарилась тишина, а потом очень тихо мать повторила:

— Жива?

— Жива, дайте мне только глянуть, — на нем повисли давешние женщины в цветастых платках, но внезапно на них кинулась возымевшая надежду мать, приговаривая:

— Пустите его, пустите. Раз так случилось, значит, Всевышний не против, а он не допустит несправедливости, хвала ему.

И Флоров вошел.

Фатьма лежала в горнице, обложенная охапками полыни. Она была голая и производила полное впечатление заснувшей. Наметанным взглядом, Флоров отметил отсутствие трупной серости, отвислости челюсти и других свойственных смерти признаков.

На больших округлых грудях выделялись ярко алые сосцы. Плотно сомкнутые губы тоже имели алый цвет. "А ведь, пожалуй, и вправду жива", — еще не веря себе, подумал Флоров.

Он подошел и взял девушку за руку. Трупного окоченения не было!

— Семен, неси нашатырь из коляски! — Крикнул он в дверь.

Но вместо возницы в комнату вошли старухи, несущие продолговатый жестяной таз для последнего омовения. Отстранив Флорова, они молча и неуклонно приступили к своим обязанностям.

Флоров вышел на улицу. Двор заполнился людьми, словно по мановению волшебной палочки. Мужчины вернулись. Впереди стоял мулла и пристально смотрел Флорову прямо в глаза.

— Ее нельзя хоронить, она жива, только находится в бессознательном состоянии, — сказал Флоров. — Вы же современные люди. Девятнадцатый век на дворе.

— Всевышний ее забрал, она должна быть похоронена до захода солнца. Я все сказал! — проговорил мулла и, потеряв к продолжению разговора всякий интерес, отвернулся и направился к голове процессии.

— Это противозаконно. Я доложу уряднику! — в отчаянии крикнул Флоров, он понял, что вот-вот грянет ужасное, а именно — при нем погребут живого человека, а он ничего не сможет предпринять, терпеть это было сверх его сил, еще немного и рассудок его помутится, толкнув на самые необдуманные поступки.

Но он уже созрел для самых решительных действий. Пусть потом за них придется отвечать, пусть его судят, у кого поднимется рука осудить его за то, что он не дал погубить молодую душу.

— Семен, — тихо подозвал он возницу. — У меня в шкатулке мушкет имеется.

— Барин, я с вами до конца, — прошептал тот. — Никому не позволено таку красу губить. Там под облучком есть кинжал, я его с кавказской привез.

Они направились в сторону распахнутых ворот, стараясь не торопиться и не привлекать внимания. Но их заметили, потому что как только они вышли из дома, за каждым их шагом неотступно следили десятки подозрительных глаз.

— Эй, урус, куда пошел? — окликнули их. — Останься.

— Нечего нам тут глядеть, — ответствовал Семен. — Мы другой веры, христианской. Вы не останавливайтесь, ваше благородь.

— Стой, говорю! — грубо приказали им, потом забухали шаги, быстро приближаясь.

Семен чуть поотстал и в тот же миг был схвачен за плечи. Тогда он развернулся и размашисто, чисто по-русски, дал напавшему в зубы. На некоторое время он освободился и крикнул:

— Беги, барин! Там под облучком, под облучком!

И был немедля погребен сразу несколькими коренастыми мужчинами, но, вопреки всему, ему удалось воспрять, и он начал швырять их в разные стороны.

Флоров припустил со всех ног. Коляска была недалече, всего то двадцать шагов. И в это время словно бомба взорвалась у него в голове, залив глаза чернильной темнотой. Ноги его подкосились, и со всего маху он покатился по косогору вниз, остановившись, лишь уткнувшись в заросли короткой, но очень густой травы.

Очнувшись, как ему показалось через секунду, он обнаружил рядом с головой большой, с кулак, гладкий окровавленный камень, похоже, выпущенный с метательного ремня. Еще движимый мыслью спасти, он привстал и остановился, пораженный видом пустого двора с распахнутыми воротами, внутри которого старухи деловито выливали воду из корыта.

Тогда он сел на коляску и поехал на кладбище. И застал там то же запустение, лишь Семен молча сидел и мрачно курил трубку перед свеженасыпанным курганом черной земли.

В безуспешных попытках начать-таки работу по новой локальной сети пропадал уже второй день. В низу живота уже поселился червячок, что медленно посасывал и подначивал и так напряженные нервы.

Алик смотрел с семнадцатого этажа на церковь и пытался внутренне себя разубедить.

Ну и что, что существовал в теперешней губернии Кисулинский район? Но не было же Идеи ни в упомянутом районе, ни в волости. Никогда не было.

Грозы были. По данным той же самой местной сети, в 1872 году прокатилось более ста гроз, из-за которых в губернии погибло двенадцать человек. Ну и что?

Одновременно, он очень хорошо уяснил, что сон уж больно реалистичный, напоминает скорее запись действительно произошедшего события. Скажем, память поколений. Но в таком случае, в переписи должен был участвовать предок Флорова.