Анна Тин - Посол с Коморры

Над городом полыхал красочный крунсянский рассвет. Жаркий ветер волнами прокатывался по улице, струями обвиваясь вокруг неподвижного тела Фила Консорта, свесившегося из разбитой машины. Аркет, впервые растерявшийся, не сразу заметил, что телепат постепенно теряет плотность. Он как бы растворялся в воздухе. Бел кинулся вперед, но его руки прошли сквозь пустоту. Позади раздался голос:

- Откуда у вас Ахрон? - обернувшись, землянин увидел двух крунсян, один из которых указывал на овальный предмет, также постепенно исчезавший, на месте, где только что лежал труп. Аркет пожал плечами:

- А что это такое?

Крунсяне некоторое время спорили между собой, потом тот, кто спросил, подошел ближе, а второй, нахмурясь, отвернулся:

- Это изделие очень древней цивилизации, от которой в Галактике почти не осталось следов. Мы не умеем им управлять. Но тот, у кого Ахрон, живет вечно. Каждый раз, когда он умирает, то переносится в какой-нибудь другой мир. Но этот бессмертный никогда не может вернуться туда, где уже умер. Его носит, как пылинку, по бесконечностям. Странно, что Ахрон сработал не сразу.

- Но избавиться от него можно?!

- Да, есть такой момент в его работе - плоская точка. Если в это время его передать, именно передать, другому гуманоиду, то можно от него избавиться вместе с бессмертием.

С ужасом представил себе Аркет телепата, странствующего по бесчисленным мирам. В отличие от своего друга он не то чтобы боялся неведомого, но не ждал от него ничего хорошего, но теперь, прежде всего, необходимо было выяснить причины происшедшего.

* * *

120-й поставил вокруг дома защитную стену односторонней телепатической прозрачности и Лоулл мог наблюдать за событиями без всякого риска. Он первым учуял новость и кинулся будить крунсянина. Тот быстро сориентировался, известие не то чтобы поразило его, но вызвало глубокое отвращение. Убийство на Крунсе - неслыханное преступление, признак глубокой недоразвитости, примитивного, убогого варварства. Для крунсян это, прежде всего, означает неспособность индивида решить проблему иначе, нехватку интеллекта, а разум здесь ставился превыше всего.

- Что теперь будет? - почему-то шепотом спросил Лоулл.

- Ничего особенного, - мрачно ответил 120-й. - Конечно, господина Ута тут же интернируют с планеты, и никто из тех, кто так или иначе связан с Крунсом, больше не будет иметь с ним никаких дел. А ваших не будут сюда пускать без квоты сознания.

- Это что?

- Мерка, снимаемая с интеллекта. Есть некий минимум, после которого гуманоид уже не совершает убийств.

- А я?

- Ты - особый случаи. Кроме того, думаю, квота у тебя достаточная. И вообще ты мог бы у нас остаться. Твоих собратьев сюда будут пускать с большой подстраховкой. Я тебя устрою, дел у нас полно.

Лоулл, казалось, колебался. Несколько раз прошелся кругом по комнате и неуверенно посмотрел на 120-го:

- Понимаешь... чтобы принять твое предложение, мне надо было бы родиться заново, на Крунсе. Как бы я ни относился теперь к Коморре, на мне лежит ее клеймо. Слишком здесь все чужое. Мне никогда не понять ни ваших неписаных законов, ни смысла вашей жизни Я не могу тут стать нужным, скорее помехой, сколь ни был бы слаб мой разум, я все-таки хочу, чтоб от него был прок хоть кому-нибудь. Это моя слабость. Вам, крунсянам, необязательно быть с чем-то связанным, выполнять функцию, вы свободные люди. Я же могу жить только долгом. Мне нельзя вернуться, это так, но я могу ведь еще кое-что, хотя бы попытаться помочь землянам.

Лоулл взглянул на 120-го, и тот вдруг понял, насколько все это время он недооценивал коморрянина. Он ощутил, какой огромный скрытый потенциал тот несет в себе, какую разрушительную силу разбудили его манипуляции в этом ранее дремавшем сознании... Впервые в жизни насмешливый и холодный крунсянин почувствовал что-то похожее на благоговение. Поэтому тон, которым он спросил, был чрезмерно почтительным:

- Но ты еще вернешься, Лоулл?

Темно-вишневые глаза выражали то ли грусть, то ли сожаление, или еще какие-нибудь чувства, неведомые на Крунсе:

- Возможно, я еще буду работать на вас, 120-й. Или, скажем так, в том же направлении, что и вы. Возможно, им все-таки удастся меня уничтожить. На данный момент мне это почти безразлично. Но так или иначе, я останусь твоим другом, хотя вам, вечно несущимся вперед, неизвестно, что это такое постоянство человеческих отношений.

120-й почувствовал себя странно. Он не мог понять, что с ним происходит, поскольку ранее не испытывал ничего подобного. В первый момент ему даже показалось, что у него помрачился рассудок. Что-то щемило внутри, словно ему собирались оторвать руку или выколоть глаз. Будто Лоулл ударил его невиданным приемом, причинил непривычную боль. Непонятные эмоции, исходящие от коморрянина, проникли в него, отразились, как в зеркале, в его сознании, нарушив связное течение его мыслей. И ничего, совершенно ничего не мог он поделать, единственное, что породил его практический ум, это слова:

- Ладно, но тогда я снабжу тебя нашей техникой... И если что, сразу возвращайся.

* * *

Человеку необходимо умереть, чтобы образовавшаяся пустота указала его истинное место. С тех пор как нелепо погиб Фил Консорт, Аркет ощущал ненаполнимую никакой самоуверенностью пустоту внутри себя. Конечно, он давно приучился справляться с любым, самым тяжелым, внутренним состоянием, без этого не мог бы без потерь выпутываться из ситуаций, в которые, как косморазведчик, попадал время от времени. И теперь его действия были продуманны и быстры, как обычно. Вместе с крунсянами они моментально восстановили ход событий и причину смерти телепата, как бы это ни отрицал свою причастность господин Ут. И здесь вопрос встал ребром. Крунсяне рекомендовали им воздержаться от любых контактов с убийцей, ежели люди хотят остаться в дружеских с ними отношениях. Самому Аркету очень этого хотелось, поскольку он верил им, а не господину Уту, все отрицавшему и с негодованием требовавшему, чтобы люди тут же покинули Крунс и вернулись на Землю вместе с ним. Бел с трудом подавлял в себе первобытное желание удавить коморрянина. Но личные эмоции не могли тут ничего решить, даже если большинство экипажа придерживалось той же точки зрения. Бел прекрасно осознавал, что земная цивилизация по своему состоянию напоминала раствор, достигший критической точки. Неустойчивое положение должно было разрешиться либо кристаллическим, наподобие Коморры, либо газообразным, по типу Крунса, устройством социума. Обе эти тенденции соперничали на Земле, и от него, его решения, как суммарного выражения воли находившихся с ним людей, зависело, распылиться ли человечеству среди звезд или же отвердеть. И какой бы выбор ни был ими сделан, они все равно окажутся тем стрелочником, который всегда виноват. А Бел не чувствовал в себе никаких резервов, никакого внутреннего видения, особого чутья, позволяющего найти в этом случае единственно оптимальный выход. И не было Фила Консорта, в избытке обладавшего этими качествами.