Анвар Абиджан - Аламазон и его пехота

Феруз, наоборот, был сдержанным, воспитанным и старательным. Его красноречие и зоркость удивляли даже зрелых мужей. В десять лет он метко посылал стрелы в кольцо, а в одиннадцать лет научился ловко и грациозно фехтоваться.

Сестра же его Хазина своей ласковостью и скромностью заслужила любовь всех дворцовых слуг.

Когда сыновьям исполнилось по двенадцать лет, Алияр Пятый неожиданно умер. И сразу же началась ожесточенная борьба за трон. Хотя падишах при всех выразил свою волю, назвав будущим наследником Феруза, главнокоман дующий Бурбулит Идрис Ибрагим взял сторону своего племянника, утверждая, что Феруз моложе Фонуса на три дня, и, следовательно, судьбу страны нельзя поручать такому молокососу. Ловкая и хитрая Мастан тоже не жалела сил на подкуп высших сановников Юлдузстана.

Главный визирь Хумо Хартум Али Абдурахман, наместник провинции Змеиная пещера Надым Улуг и военачальник этой провинции потребовали исполнить волю падишаха. Но приверженцы Фонуса были более организованы. К ним присоединился начальник тайной службы Фискиддин Фискал, главный казначей Шаламан Шалдир — Бубен, и многие другие, подкупленные или запуганные.

Рузван-ханум с сыном была изгнана, она ушла к своему брату — наместнику Змеиной пещеры, который, в свою очередь, объявил, что никогда не подчинится самозванцу Фонусу — войск для этого ему хватит!

Так впервые в истории Юлдузстан разделился на два самостоятельных государства, враждующих между собой.

— Так мы, выходит, на территории Пламенной пещеры?

— Да, — вздохнул Хумо Хартум. — И это очень печально. В провинции Змеиная пещера живется все-таки лучше. И он снова вздохнул.

— А почему дали такие названия пещерам — Змеиная, Пламенная?

— Дело в том, что, как вы убедились, здесь почти всегда бывает светло, тепло. Наши планеты создают такой климат, при котором нет зимы, как вы назвали холода. К тому же здесь все блестит — как пламя, которому еще до водворения сюда поклонялись наши предки.

— А Змеиная?

— В Змеиной пещере холоднее. Кроме того, она похожа на длинную изгибающуюся змею — стены ее и справа, и слева видны невооруженным, глазом. А основанием, больше всего послужило то, что один из первых поселенцев умер, укушенный змеей, и произошло это именно в той провинции. Вы же помните, я говорил вам, что сначала жителей были считанные единицы, и смерть, каждого была большой бедой для остальных. Потом уже, когда народу стало много, жизнь человека перестала рассматриваться как величайшая ценность. И теперь здесь, у нас, она вообще ни во что не ставится. Грязнуля Первый за несколько лет своего правления довел страну до полного безумия.

— Грязнуля Первый, говорите? — спросил Аламазон. — Кто это?

— Да все тот же — сын Алияра Пятого Фонус, — грустно улыбнулся старик. — Он сам выбрал себе такое имя, и оно действительно подходит к нему как нельзя лучше. Грязь сейчас — первый признак воспитанного, а главное преданного человека.

— А вы сами? Ведь вы и умываетесь, и в доме чисто? — подал голос Ишмат.

— Так ведь я считаюсь здесь сумасшедшим. И недаром: мог ведь войти в милость к новому владыке, тем более, что он очень нуждался в моих советах. Даже надменная Мастан хотела, чтобы я остался. И все же… Я выбрал изгнание!

Он горестно помолчал, вспоминая прошлое.

— Ну а сейчас, мои дорогие ребята, пора ложиться спать. Я вижу, у вас глаза слипаются. Назавтра я расскажу вам, как случилось, что народ, всегда любивший чистоту, потерял себя по воле невежественного правителя.

Он уложил мальчиков спать, а сам еще долго сидел на пороге хижины, вспоминая и вспоминая события своей долгой жизни.

СТРАНА ГРЯЗНЫХ

В день, когда была изгнана свита Феруза, мать будущего падишаха не помнила себя от радости. Она собственноручно взялась причесывать и приглаживать своего Фонуса, изливая на него потоки материнской — нежности.

— Завтра тебя объявят владыкой, Юлдузстана! — радовалась она. — А ведь я было совеет уж думала, что навсегда останусь в стране в роли бесплодной матери, отверженной ради молодой красавицы! Но нет — родился ты, и я с самой первой минуты знала, что никому другому не дам занять трон! Завтра, когда начнется церемония, все будут тебе кланяться. Стой с высоко поднятой головой!

— Все будут кланяться? И дядя тоже? — радостно спросил Фонус.

— Бурбулит? Если прикажешь, он будет целовать тебе ноги!

Это наполнило юного владыку восторгом. Он побаивался своего надменного и холодного дядю.

— Раз я теперь владыка, — заявил он, — все будет по моему!

И когда мать напомнила, что нужно сегодня же сходить в баню, чтобы завтра на церемонии быть чистым. умащенным благовониями, Фонус тут же восстал против этого:

— Мыться я не буду!

— Будешь! — сурово сказал вошедший Бурбулит. — Раз надо, так надо! И не вздумай брыкаться!

— Иди занимайся своим делом! — вдруг отрезал Фонус. — Вот заставлю целовать мне ноги, тогда узнаешь, кто здесь падишах!

Бурбулит оцепенел. В первую минуту он готов был показать племяннику, кто здесь властелин. Но тут же подумал, что опасно восстанавливать против себя мстительного, вспыльчивого мальчика, которого завтра объявят падишахом. Не может же он, Бурбулит, сам объявить себя владыкой. Но как он ошибся, думая, что сможет управлять этим сосунком!

— Что вы такое говорите, племянник? — вкрадчиво перешел на «вы» Бурбулит. — Неужели нельзя и сказать по родственному? Хотите — мойтесь, хотите — нет.

— Нет! Мыться — не желаю!

— Молодец! Вот это действительно гнев владыки! Бурбулит с деланной улыбкой повернулся к сестре. — Вот увидите, дорогая сестра, что из моего племянника получится такой владыка, которого еще не видел наш Юлдузстан!

Эти слова понравились Фонусу.

— Ну что ж, мне нравится, как вы стали говорить.

Может быть, завтра оставлю вас командующим всеми войсками!

— Сын мой, вы не должны забывать, чего стоило вашему дяде возвести вас на трон! — умильно заговорила Мастан. — Сколько мы старались, а вы говорите «может быть!»

— Пусть не суется ко мне со своими умываниями!

— Он хотел как лучше, — уговаривала мать будущего владыку. — Чтобы не смеялись над вами во дворце!

— Ах так? — закричал на всю комнату Фонус. — Они не смеют даже подумать о том, что могут смеяться над падишахом! Я сам им стану указывать и смеяться! По — смотрим, что они заговорят, когда сами станут немытыми и грязными!

С этого он и начал. Сразу после торжественной церемонии во всеуслышание объявил:

— Все бани, имеющиеся в провинции, — уничтожить!

— Как уничтожить?! Что за польза от этого будет государству? — присутствующие дружно ахнули.. Но новый падишах прервал их возражения: