Юрий Ячейкин. - Груз для горилл

– Да, все это как-то хорошо укладывалось в пьесу, – неловко пробормотал Кристофер, потому что действительно тогда провинился.

– "Хорошо укладывалось", – буркнул Ингрем и со всего размаху вогнал нож в стол. – Если бы не сэр Френсис, тебя бы самого уложили. Если я не ошибаюсь, с того времени твоим личным цензором – обратите, какая честь! – вынужден был стать сам Томас Уолсингем, который первым читал твои рукописи. И я знаю, сколько всего, что "хорошо укладывалось", он повычеркивал!

– Что было, то сплыло! – резко отрубил Кристофер. – Война миновала, мы – победители, и время поэту отложить мушкет и вынуть звонкую лиру из солдатского мешка.

– Красиво говоришь…

– Надеюсь, теперь Томас уже не будет читать-мои произведения.

– Да, возможно, теперь он уже не будет читать, – задумчиво согласился Фрайзерс.

– Черт бы тебя побрал, Крис, вместе со всей твоей писаниной! – неожиданно разъярился Никол Скирс. – А я еще слышал, будто ты угрожал членам Тайного совета. Ты мировой парень, и мне просто жаль тебя…

– Не пьяней так быстро, Ник, – сказал Кристофер. – В корчме еще достаточно вина.

– Оставим эту болтовню, а то еще поссоримся, – сверкнул глазами Поули.

– Кристофер сам выбрал свою судьбу. Лучше, пока у нас еще есть время, попьем винца и послушаем трагедию "Герцог Гиз". Для писаки нет большего удовольствия, чем прочитать что-нибудь новое друзьям. Верно, Крис?

– Верно, Роб, это давняя слабость нашего брата.

– К слову, сколько у тебя экземпляров?

– Только этот черновик и еще оригинал у Джеймса Бербеджа.

– Разве ты до сих пор не отдал в печать?

– Как-то не пришлось… Так вы будете, наконец, слушать?

– А что ж, послушаем. Читай на наш суд.

– Три судьи – один подсудимый, – пошутил Кристофер и улегся с рукописью на горку подушек.

Дептфордский коронер Джон Шорт[8], в противовес своей фамилии, был на редкость высоким, могуче сложенным мужчиной, что много значило при исполнении им нелегких служебных обязанностей слуги ее величества. По крайней мере, один его вид лишал преступников и наименьшего желания оказать сопротивление. Одним словом, кулачищи Джона Шорта снискали в округе больше почета и уважения, нежели его квадратная голова на бычьей шее. Однако его кулачищи были только крайне необходимым дополнением к упрямой бульдожьей челюсти на пол-лица. Если Джон Шорт за что-нибудь принимался, то он держался за это мертвой хваткой, от чего его показательная челюсть еще больше каменела.

Возбужденные крики за дверями вынудили его подняться во весь богатырский рост, и он в своем монументальном величии с достоинством ждал, что же будет дальше.

А дальше настежь растворились двери, и в сопровождении констебля Томаса Доджа в уголовное святилище Джона Шорта ввалилась целая толпа портовых грузчиков и моряков, которые здоровенными, крепкими тумаками подталкивали трех неизвестных с залитыми кровью лицами – безусловно, преступников, которых поймали на горячем. Коронер в этих делах знал толк!

Появление внушительного Джона Шорта сразу прекратило гомон.

– Том, – обратился он к констеблю, словно никого, кроме них, в помещении не было, – это еще что за мешки с костями?

– Убийцы, шеф, – ответил бравый Томас Додж. – В корчме "Скрещенных мечей" они порешили Кристофера Марло, постояльца вдовы покойного добряка Булля. А все эти честные люди, – констебль широко повел рукою, – схватили убийц на месте преступления. Все они – свидетели.

– Так! – резюмируя, изрек Джон Шорт и мудро объявил, чем вызвал значительное оживление среди присутствующих: – Где убийцы, там и палачи. Закон есть закон!

Он подтянул пояс со шпагой и приказал констеблю:

– Посади этот харч для воронья под замок и не спускай с них глаз. А я пойду в корчму и посмотрю, что там.

В сопровождении толпы любопытных свидетелей, которая двинулась за ним на почтительном расстоянии, он направился в корчму "Скрещенных мечей".

Ясное дело, вдова Булля умывалась ручьями слез – женщина есть женщина.

– Слезами горю не поможешь, – произнес вторую за этот день сентенцию Джон Шорт и решительно принялся за дело: – Рассказывай, что тут произошло.

– Не знаю, господин, – всхлипывая, ответила женщина. – Я была внизу, а они вчетвером веселились наверху. Меня они не звали, потому что с утра набрали всего вдоволь. Неожиданно послышался такой жуткий крик, что волосы зашевелились. До сих пор тот крик слышу, господин, – Элеонора Булль приложила уголок подола к покрасневшим, опухшим глазам. – Я побежала к ним, но у них двери были закрыты. Тогда эти люди, – она указала рукой на свидетелей, толпившихся за широкой спиной коронера, – тоже прибежали и высадили дверь. Потом били тех троих, а затем повели их к вам, господин.

– А что там, наверху?

– Не знаю, господин, – боюсь зайти.

– Я знаю! – вдруг отозвался пискливый голос, и Джон Шорт поискал внизу глазами, чтобы выяснить, кто это осмелился нарушить ход весьма важного следствия. Шлепок, которым вдова наградили Своего малолетнего сорванца, выдал его с головой.

– Помолчи! – рассердилась она на сына.

Вот это "помолчи" и сделало рыжего от веснушек, взлохмаченного Питера Булля самым главным свидетелем по делу, ибо Джон Шорт считал, что при данных обстоятельствах право наказывать имеет здесь только он. – Ты, женщина, сама помолчи, если тебе нечего сказать, – сурово проговорил он и уставился на малолетнего Питера: – Что же ты знаешь?

– Те трое, пока их не побили, бросали в камин бумаги! – одним духом выпалил юный наследник корчмарей.

– Откуда ты знаешь?

– С дерева, – ответил Питер.

– Как это – с дерева? – не сообразил Джон Шорт.

– Я сразу влез на дерево, что растет под окном, и все видел, – гордо сообщил Питер. – А тот, пузатый, заметил меня и швырнул в меня бутылкой. Эта бутылка до сих пор валяется на огороде.

– А ну, принесите-ка кто-нибудь бутылку, – приказал коронер, и важное вещественное доказательство свидетельства Питера было вмиг доставлено.

– Так! – сказал Джон Шорт и одобрительно похлопал юного Булля. – Молодцом! Что ты еще видел?

– А еще я видел, как лупили тех троих. Но вы, господин, отлупили бы их куда как лучше. Это всем известно!

Джон Шорт хмыкнул, чтобы скрыть удовлетворенность от такого громогласного признания его способностей, и спросил Элеонору Булль:

– Откуда убитый появился у вас?

– Не знаю, господин, – снова прослезилась та. – Он был такой тихий и уважительный…

– Я знаю! – уже храбро вмешался мальчишка. – Он целую ночь пьянствовал с мистером Джоном Хинтом на корабле капитана Энтони Марло!