Эрик Рассел - Неизвестное устройство

«Невиновен, да? А почему ты тогда бегал от нас и петлял как заяц?»

Или же: «Нам пришлось побегать за тобой! А от нас бегают только виновные. Как ты все это объяснишь?»

И с этого момента все и начнется.

«Почему ты убил Элайн?»

«Ну, давай рассказывай нам про Элайн…» Элайн!

Это ударило его как обухом.

Элайн… а как дальше?

Поезд подъехал к его станции и остановился. Брансон автоматически вышел, не вполне соображая, что делает. Он был так занят попыткой вспомнить имя своей жертвы, что совсем забыл проследить за детиной из буфета.

«Я должен точно знать имя женщины, которую убил. Я мог стать забывчивым, но не до такой же степени. Имя должно быть где-то у меня в памяти, просто я не могу его так срочно найти. Двадцать лет большой срок. Я знаю, я очень старался стереть этот эпизод из моей памяти как дурной сон, я пытался убедить себя, что этого никогда не было, что все это я просто придумал. И все равно, это очень странно, что я не могу вспомнить ее полного имени.

Элайн?..»

Детина из буфета попал в его поле зрения, когда поезд дал гудок и тронулся с места. Проблема имени сразу же вылетела у Брансона из головы, он вышел со станции и направился по дороге к дому. У него похолодел затылок, когда он услышал спокойные уверенные шаги позади себя, всего лишь в двадцати ярдах за своей спиной.

Он завернул за угол, шаги последовали за ним. Он пересек улицу, шаги за ним. Он вышел на свою улицу, человек не отставал.

Вопросы один за другим нанизывались на нитку. Теперь перед ним стоял новый вопрос: знает ли этот человек его адрес или же он преследует его с целью выяснить это? В первом случае Брансон может спокойно идти домой. Во втором варианте пойти домой означало снабдить их информацией, которую они хотят получить.

Наконец он пришел к решению и твердо прошел мимо собственного дома, молясь в душе, чтобы дети его не увидели и не выбежали с криком ему вдогонку, раскрывая незнакомцу то, что он старался скрыть. Ни на одно мгновение в его голове не возник вопрос, почему его преследователь делает свою работу так небрежно. Если бы он догадался задуматься об этом, то сразу же понял, что цель всего этого — заставить его паниковать и в панике выдать себя.

Ни одна знакомая фигура не попалась на его пути и не поставила под угрозу его обходной маневр, покуда он не заметил вдали Джимми Линдстрома. Но он очень удачно избежал встречи, свернув на боковую улицу. Тяжелые шаги продолжали его преследовать.

На другом конце своей улицы он заметил полицейского, прислонившегося к столбу. Вид представителя закона заставил Брансона засомневаться, но затем он понял, что это очень удачное решение в сложившейся ситуации.

Ускорив шаги, он подошел к полицейскому и сказал:

— Здоровенный детина преследует меня вот уже полчаса. Мне это не нравится. Я боюсь, что он хочет обокрасть меня.

— Что за парень? — спросил полицейский, уставившись вдоль улицы.

Брансон обернулся, парня нигде не было видно.

— Я слышал, как он повернул за мной еще у того угла.

Полицейский со свистом втянул воздух сквозь сжатые губы и сказал:

— Пройдемте туда.

Они вместе подошли к углу. Парня нигде не было видно.

— Вы уверены, что вам не показалось?

— Вполне, — ответил Брансон.

— Значит, он свернул в одну из боковых аллей или зашел в какой-нибудь дом.

— Возможно. Но я знаю почти всех здесь в округе. Его я вижу впервые.

— Это ничего не значит, — отрезал полицейский, — люди приезжают и уезжают. Если бы я дергался всякий раз, как увижу новое лицо, я бы поседел лет десять назад. — Он внимательно осмотрел Брансона. — У вас что, с собой большая сумма денег или еще что?

— Да нет.

— Где вы живете?

— Вон там, — указал Брансон.

— Хорошо, мистер, идите домой и не думайте об этом. Я понаблюдаю за вами. И я еще побуду здесь какое-то время, так что успокойтесь.

— Спасибо, — ответил Брансон. — Извините, что побеспокоил.

Он направился к дому, стараясь сообразить, правильно ли он поступил. Этот детина вполне может и сейчас наблюдать за ним, просто присутствие полицейского заставило его быть более осторожным. Конечно, этот преследователь мог быть и вполне невинным новоселом в этом районе. А если нет…

Быть в бегах, даже если это происходит только в голове, — все равно что играть в шахматы на время со ставкой — собственная жизнь. Неправильный ход там и ошибка тут неизбежно приведут к поражению. Ему казалось невозможным, что преступники могут вести подобную жизнь месяцами, даже годами, пока у них не наступит психологический срыв.

Впервые он начал задумываться, сколько он так протянет и к какому концу это может привести.

Дороти встретила его с видом заботливой жены:

— Рич, у тебя такое разгоряченное лицо. А сегодня на улице очень холодно.

Он поцеловал ее.

— Я очень спешил. Не знаю даже почему. Просто хотелось быстрее домой.

— Спешил? — она с удивлением нахмурилась и посмотрела на часы. — Но ты ведь минут на семь позже обычного. Что, опоздал поезд?

Он постарался проглотить слова прежде, чем они сорвались с губ. Так просто солгать, и так же просто ложь будет открыта. Вопросы продолжали нанизываться. Теперь он должен был решать, как себя вести с собственной женой. Даже в такой мелочи, как эта, он не мог врать, и — не хотел делать этого, по крайней мере пока.

— Нет, дорогая, — ответил он. — Я просто поболтал немного с полицейским.

— Но это не заставило же тебя бежать как сумасшедшего. Обед всегда может подождать несколько минут, ты же знаешь, — она положила свою изящную руку ему на щеку. — Рич, ты мне говоришь правду?

— Правду о чем?

— О себе.

— Почему ты задаешь такие вопросы?

— Ты весь горишь, я тебе это уже сказала. И ты какой-то… необычный. Я все время это чувствую. Я прожила с тобой довольно долго, чтобы видеть, когда с тобой что-то не в порядке.

— Хватит придираться ко мне, — огрызнулся он, но тут же пожалел об этом и добавил: — Извини, дорогая. У меня сегодня был очень тяжелый день. Я сейчас умоюсь и несколько освежусь.

Он пошел в ванную, а в голове его крутилась мысль, что все это с ним уже было. Нервозное состояние по возвращении домой, раздражающие вопросы Дороти, грубость с его стороны, бегство в ванную. Это не может продолжаться вечер за вечером, неделю за неделей, рассчитывая, что впереди еще есть время. Теперь у него и на этот счет было сомнение.

Раздевшись по пояс, он осмотрел свой локоть. На нем был еще синяк и подсохшая царапина, но он больше не саднил. Шишка на голове тоже уменьшилась. В конце концов, это падение было не очень-то серьезным.

Скоро он присоединился к семье за обеденным столом. Ели в непривычной тишине. Даже щенок вел себя тихо. Над домом как будто нависла какая-то темная туча, которую все чувствовали, но никто не видел. Через некоторое время напряжение стало невыносимым. Тишину нарушали лишь короткие вопросы и такие же короткие ответы. Но разговор был вымученным и фальшивым, и все понимали это.