Андрей Корбут - Гражданская война

-- Артур Крайс, мое имя Артур Крайс -- вне себя зашипел он, -- ты хорошо усвоил?

-- Извини, Артур, ради Бога извини, -- похоже, удивился Ламоль, -- к тому же у меня есть предложение: давай уравняем шансы, я тоже буду играть одной левой. По рукам?

-- Тварь двухголовая, ты смеешь ставить мне условия?! Мне, человеку, -было видно, что слова примирения причинили Крайсу боль, которая принесла с собой злобу...

Ламоль побледнел, но ни голосом, ни взглядом, ни жестом не выдал ни обиды, ни тем более страха, он скорее растерялся, словно малое дитя, оставшееся без родителей.

-- Еще раз извините, господа, -- чуть слышно молвил мутант и поспешно стал пробираться через толпу зрителей.

Но ряды сомкнулись. Ламоля вытолкнули в средину круга. Глаза двухголового искали хоть чьей-то поддержки, в них была только растерянность. Круг угрожающе сузился. И мрачные, и откровенно жестокие, и издевательски насмешливые, и презрительно холодные лица "homo sapiens", а не мутанта стали мне омерзительны. Эти люди, верно, готовились вершить суд Линча.

-- Бесчестная игра, господа, -- вырвалось у меня; и тут же я заметил, как брезгливо скривились губы Жоржа Дудинкофа.

-- Ленурье, Вы шутите, -- высокомерно обронил он.

-- Разве Вы не с нами, Жорж? -- выступил из-за моей спины Ежи; его голос, как обычно, не лишенный иронии, был, однако, достаточно тверд.

Но я уже решился -- и мнение Жоржа, и даже поддержка Ежи ничуть не трогали меня. Воспользовавшись минутным замешательством среди сотрудников центра, вызванного моими словами, я стремительно протиснулся к Ламолю и, увлекая за собой, не медля, вытащил его из живого кольца. Я надеялся, что мы успеем покинуть кают-компанию прежде, чем наши противники опомнятся.

-- Господин Ламоль... господин Ламоль, примите мои извинения, я был неправ.

Это Крайс преградил нам путь.

Что-то на секунду удержало Ламоля, и рука Крайса повисла в воздухе, но неловкая пауза затянулась, и он, очевидно, счел себя просто обязанным обменяться с Циклопом рукопожатием.

Ладони их едва коснулись, но двухголовый вдруг вздрогнул, по телу его пробежала дрожь, оба лица исказились, но левое, мертвенно-бледное, на какие-то мгновения стало прежним, глянуло на меня с мольбой и болью, и, наконец, судорога свела все мышцы, так что обе головы забились в жестоком ознобе...

Я выругался и прямой правой нанес удар в подбородок Артуру Крайсу. И, наверное, больше от неожиданности, нежели от тяжести моего кулака Циклоп отшатнулся от Ламоля, оступился и упал на пол. Как только руки их расцепились, с двухголового будто спало заклятие -- он овладел собой почти сразу, хотя и оставался совершенно бледным.

Подоспел Ежи. Мы взяли Ламоля с двух сторон, помогли ему идти. Жорж, предупреждая столкновение, все же последовал за нами, прикрывая наш отход. В этот момент, когда, казалось, все неприятности позади, в дверях возник Эди Кадо,.. он взглядом впился в Ежи, но обратился ко всем.

-- Минуту внимания, господа! В силу сложившихся обстоятельств г-н Шелтон не может в данный момент представить меня лично... Мое имя Эди Кадо, я направлен сюда службой безопасности нашей компании. Есть все основания предполагать, что один из вас проник на станцию по подложным документам, более того, этот человек, вероятно, является членом террористической организации "Наследники" и разыскивается ИНТЕРПОЛом...

Словно выжидая, когда его слова дойдут до сознания всех, он прервался, а затем произнес: "Господа!.." -- и что-то еще... как вдруг всеподавляющий грохот взрыва заглушил его речь... но что я заметил, так это вытянувшееся лицо Крайса.

10.

Все было забыто. Все бежали к головному отсеку и думали об одном. Только об одном... Ушли прочь все распри, все мысли, все мечты, все огорчения, вся обиды и суета... Только об одном -- о пожаре, и о том, что его надо потушить...

Завывание сирены почти перекрывал режущий слух свист -- автоматика сигнализировала о превышении допустимого уровня радиации: без защиты спецснаряжения она уничтожила бы нас уже в первые минуты. Я бежал и видел спины впереди себя, кто-то бежал справа, а слева -- Ежи Стовецки, и, наверное, где-то рядом были Жорж, Эди Кадо, Ламоль-младший...

В головном отсеке, как и повсюду, осталось лишь аварийное освещение. Майкл Шелтон сидел в кресле у пульта, а по обе стороны от него находились два его помощника. Босс держался так, словно это были только учения, и не казался даже взволнованным. Он отдавал приказы, направлял своих подчиненных в ту или иную горячую (в прямом и переносном смысле) точку и трогательно просил каждого беречь себя.

Я и Ежи должны были взять Брайтона и вместе с ним, проникнув в комплекс "А", обследовать, устранить повреждения и, если это будет возможно, привести в действие локальную систему пожаротушения "Эй-Би".

Снова бегом, теперь к соседней с моей каюте 23.

Мы нашли люк открытым. Боба не было... Мы не знали, на что и решиться. Возвращаться к Шелтону? Но что, если от нас зависела жизнь станции... идти к комплексу "А"? Попытаться обойтись без Брайтона? Но станция была слишком сложной конструкцией,.. к тому же этот хаос... Положение спас Ламоль-младший. Он направлялся к отцу в медицинский блок, чтобы, как приказал Шелтон, поместить его в анабиозную камеру, едва ли не самое безопасное место на станции, но встретил нас.

-- Брайтон исчез! -- воскликнул я.

Ламоль знал о поставленной перед нами задаче и не дал договорить, он на миг остановился, потом крикнул: "Не отставайте!" -- и повел за собой.

Коридоры, лестницы, коридоры... Мы спускались все ниже и ниже. Свист, наполнявший станцию, становился все пронзительнее. Сама по себе радиация, невидимая, не пугала нас так, как чисто психологически довлел над нами этот свист. Одновременно росла температура. И вдруг раздавался треск... рушились перегородки, они вздувались, изгибались, лопались, словно и не были созданы из жаропрочных материалов... Наконец мы достигли комплекса "А". Какой-то человек промелькнул среди зарослей конструкций и исчез в дыму...

-- Сюда! -- позвал нас ушедший вперед Ламоль, -- это здесь.

Всего несколько шагов отделяли меня и Ежи от двухголового, но с новым взрывом рухнувшая ферма сотворила между нами реку огня, преодолеть которую было немыслимо. Не сговариваясь, мы двинулись в обход, по другой лестнице, вскарабкались на нее и обнаружили, что упавшей фермой она разрублена посередине -- не иначе судьбой уготовано нам испытание на прочность: два метра в полете над пропастью, где бушует пламя...

Малодушие овладело мной. Я сделал шаг назад. А Ежи прыгнул, но, уже одолев пропасть, оглянувшись на меня, вдруг поскользнулся, сорвался вниз и повис на одной руке.

-- Ежи, -- заскрипел я зубами... и, отступая, но для разбега, пошел ему на помощь...