Грег Бир - Город в конце времён

Во всей Кальпе лишь на Ярусах происходили сезонные изменения, достойные внимания: рождения и смерти, вывод радостно возбужденных детей из крешей, старение поколений, освобождаемых от своего бремени милостью Бледного Попечителя, переработка их теломассы в новых детей… и были еще очень немногие — бродяги с тонко настроенным инстинктом, — отобранные лично Хранителем для обучения. Их оснащали нужным и посылали в Хаос, где они станут путепроходцами. Сезонный ритм, увлекательный лишь для него, судя по всему — но он также надеялся, что и для Библиотекаря, который сам это спланировал тысячелетия назад. Великие Эйдолоны легко забывают…

Хронопогода последнее время успокоилась, и время тикало с таким воодушевлением — порой допуская целые цепочки связных дней, когда память функционировала почти как полагается, — что кое-кто в Кальпе испытывал чувство, будто может вернуться старый уклад. Вряд ли. Исполинские генераторы реальности слабели чуть ли не на глазах, уступая, как правило, крошечными шажками, хотя иногда целыми махами. Ужасающие вторжения — мазки и кляксы кошмарной пустоты Тифона, ударявшего по Кальпе, — наблюдались все чаще. Десятки подопечных Гентуна — самые уязвимые, ранимые, живущие у фундаментного подножия города — гибли или просто исчезали.

Такое впечатление, что в гуще Хаоса появился охотник, бьющий по четко избранным мишеням.

В темноте, особенно плотной перед светом пробуждения, на расстоянии громкого крика от моста Тенебр, судейские команды сонливо зачищали и обносили веревками вспаханный под пар участок луга, готовя площадку для игр, именуемых «маленькими войнами». Невидимый для питомцев — благодаря некоторым ухищрениям, — Гентун пробрался сквозь стекающиеся толпы. Прекрасный наблюдательный пункт он обнаружил на соседнем холмике, подобрал под себя ноги и сел. Скоро опять придется идти по делам.

Ведь шла еще одна игра — куда величественнее и опаснее, не только для его питомцев, но и для самого Гентуна, — хотя в конечном итоге они, вероятно, сумеют отыскать ключ к победе над Тифоном. А пока что обитатели Ярусов проживали жизнь как могли — храбро, опрометчиво, мудро… Упрямое племя. Как бы то ни было, развлекаться они любили и умели.

По мнению большинства, схватка на лугу шла великолепно. Атака традиционно началась, когда туман еще цеплялся за курганы и стебли травы. Пятьсот человек — поровну разбитых на четыре трибы — начали состязание под звуки судейских горнов, гигантских зазубренных блатов, чей рев отражался от высокого яркого неботолка.

Джебрасси — могучий и бравый, в доспехах, которые сам же соорудил из пурпурной килевой скорлупы, — выдвинулся с восемью пикетами, облаченными в одинаковые одеяния, чтобы прощупать шансы палевом фланге противника, и когда они натолкнулись на встречных лазутчиков, в густом тумане состоялась веселая потасовка, раздача оплеух всем и каждому.

Во время битвы, одаряя тумаками гораздо чаще, нежели получал их сам, Джебрасси испытывал неприятное ощущение — словно кто-то за ним наблюдает. Его отвлекали струйки, дымки, разрывы туманной пелены, которые упорно держались следом, извиваясь, клубясь и тая, замечаемые лишь краешком глаза. Биться получалось не столь успешно, как он надеялся, и, пожалуй, можно считать, ему повезло — если учесть наносимый противнику урон.

Джебрасси со своими парнями — среди них верный Кхрен, да и другие — взялся за дело с настоящим боевым задором; они размахивали стрависами столь убедительно, что мало кто решался к ним приблизиться, зато очень многие поспешили подать жалобы судьям, и те, посуровев, были вынуждены вмешаться.

Воины постарше присели на корточки, посматривая окрест узкими потухшими глазами. Миновали добрые времена, говорили они, потряхивая седыми гривами. Кое-кто считал, что состязание проходило недостаточно ярко, — другие утверждали, что люди позабыли о милосердии и чести. Эти фракции вообще редко соглашались друг с другом.

С утра и до самого вечера шла битва, полная воплей, проклятий и боевых песен, синяков, кровоподтеков, вырванных волос и метких плевков, пока не потускнел неботолок до бурого оттенка и долгожданное сумеречное междусветье не опустилось на задыхающихся, выжатых ратоборцев.

Старцам нравилось смотреть на драки, но лишь до тех пор, пока страдали не слишком многие — а от действий команды Джебрасси их долготерпение подошло к концу: уж слишком часто слышались мучительные стоны и виднелись удаляющиеся прихрамывающие силуэты. Куда большее число обездвиженных страдальцев оставалось на поле брани и в его окрестностях.

По собственной оценке, Джебрасси вышел из громовой схватки в облаке славы, с полным набором регалий: с перебинтованной головой и вывихнутыми конечностями. В лагере за него взялся унылый медицинский смотритель, бочкообразная машина с короткими лифтокрыльями, нынче сложенными и свернутыми. Практически безликих смотрителей — в овальных головах ассиметрично посажены по три горящих синих глаза, — казалось, огорчали такие мероприятия… хотя службу они несли без жалоб и сетований.

Ходили слухи, что через широкие темные амбразуры, выбитые высоко на стенах или даже в самом неботолке, откуда открывался вид на луга и пажити, следили — по наивному убеждению племени — Высоканы, подлинные хозяева Ярусов. Следили за этими веселыми драчками и потасовками, выносили суждения и вердикты, которым предстояло быть учтенными, когда пожалует Бледный Попечитель, чтобы перерезать твое последнее мгновение и унести обратно в креши. Находились даже такие, кто заявлял — хотя тут Джебрасси был полон скепсиса, — будто Высоканы самолично сопровождали своих любимцев в битву, и если те проявляли недостаточную доблесть, заворачивали их в туман и тащили прочь…

Впрочем, сам он воевал так, чтобы не быть себе в укоризну, топча упавших и бросаясь под ноги, бранился направо и налево, позволял себе мысли в недозволенных направлениях… ну и пусть. От этого как-то легче становилось на сердце. Смотритель уже заканчивал терпеливые пассы над ранами. Джебрасси попробовал заглянуть за оборотную сторону блестящих, не по центру посаженных глаз, прищуренных в мягком коричневатом и зеленовато-золотистом сиянии сумеречного неботолка, и задался вопросом: с какой стати Высоканы придумали столь идиотскую жизнь? Сам он никогда не видел ничего, кроме Ярусов, разумеется — и это выводило из себя. Громаднейшая вогнутая крыша давила ему на душу. Его тянуло к авантюрам, приключениям, он был преисполнен амбиций, ему хотелось не просто пялиться на линию горизонта, а зайти за нее — за финитные, по большей части плоскостные линии, глубоко уходившие в поля, намекая о существовании Широкого Раздолья, о котором иногда перешептывались украдкой… о том самом месте, где, сколько ни гляди, взгляд никуда не упрется…