Дэвид Зинделл - Экстр

У Саттва Люс, где проходы через мультиплекс сходились в сгусток, темный и плотный, как свинцовый шар, пилоты разделились. Основная масса кораблей во главе с Зондервалем ушла первой. Данло, вышедший в реальное пространство на несколько мгновений, успел увидеть этот момент. В десяти миллионах миль под его “Снежной совой” пылала белая корона Саттва Люс, над ним чернел космос с множеством безымянных звезд. Он видел, как скрылся в черном сиянии мультиплекса корабль Зондерваля, “Первая добродетель”, – это выглядело как маленькая световая вспышка. Вокруг нее тут же засверкали другие вспышки – это корабли миссии прорывали дыры в пространстве-времени, уходя в мультиплекс. Пилоты легких, тяжелых и базовых кораблей открывали окна во вселенную и пропадали в них. Вслед за ними стали уходить и пилоты второй группы. “Снежная сова”, “Мозгопевец”, “Деус экс Махина”, “Роза Армагеддона” – все сто пятьдесят четыре корабля со своими пилотами, следуя за своей судьбой, скрылись в глубине Экстра.

Для Данло, как и для любого пилота, математика служила ключом, открывающим окна, сквозь которые шел его корабль.

Математика, как волшебный сверкающий меч, рассекала покров мультиплекса и освещала черные пещеры небытия, подстерегающие пилота. “Снежная сова” уходила все глубже, и все глубже мыслил Данло в ее кабине, бывшей душой и мозгом корабля, в недрах живого биокомпьютера, среди темнопурпурных, мягких, как бархат, нейросхем. Он мыслил, и вызывал перед собой зрительные картины, и доказывал теоремы, прокладывающие путь через окружающий его хаос. Он видел яркие математические сны, и просыпался, и двигался все дальше.

Он входил в область чистых чисел, как в пещеру, блистающую сапфирами, огневитами и другими драгоценными камнями, и его ум наполнялся кристаллическими символами вероятностной топологии. Изумрудная снежинка представляла теорему Джордана-Ходдера, алмазные глифы строились в маршрутные леммы, аметистовые завитушки изображали правило Инвариантности Пространства. Их были тысячи, этих сверкающих символов, которые пилоты называли идеопластами. Только они позволяли Данло вовремя замечать псевдотороиды, пузыри Флоуто, бесконечные деревья и прочие ловушки, таящиеся под мультиплексом, как ходы гладышей под снегом.

Только открывая мультиплексу собственный разум, он мог видеть эту странную реальность как она есть и прокладывать маршруты от звезды к звезде.

Таким же образом Данло следил за маршрутами своих товарищей-пилотов. Их корабли, как и “Снежная сова”, создавали в мультиплексе рябь, словно брошенные в пруд камни.

Данло видел эту рябь как световые, чисто математические волны, которые он без труда расшифровывал. Поначалу, пока легкие корабли оставались в хорошо изученном регионе, известном как сектор Лави, он видел умственным взором светящиеся пути многих кораблей. Затем пилоты один за другим стали уходить из поля его математического зрения, и радиус сходимости растянулся до бесконечности.

Теперь в одном секторе со “Снежной совой” оставалось всего девять кораблей. Данло хорошо знал и эти корабли, и их пилотов, поскольку все они дали клятву проникнуть в одну и ту же часть Экстра. Среди них было несколько ветеранов Пилотской Войны: Саролта Сен, Долорес Нан и невероятно отважный Леандр с Темной Луны, любящий опасность, как другие любят женщин и вино. Были Рюрик Боаз на “Божьем агнце” и хитрющая Ли Те My Лан на “Алмазном лотосе”. Кроме этого, у них имелся еще один лотос – “Лотос тысячи лепестков”, ведомый Валином ви Тимоном Уайтстоном, Из самумеких Уайтстонов. Список пилотов, державших путь к звездной туманности Эта Киля, завершали Ивар и Розалин Сарад на корабле “Бездонная чаша” – и, разумеется, Шамир Смелый, который продвинулся к ядру галактики ближе, чем любой другой пилот со времен Леопольда Соли.

Все эти пилоты в ночь вспышки сверхновой поклялись в саду Мер Тадео войти в темную странную туманность, известную под именем Твердь. Они, как и Мэллори Рингесс до них, шли к этим опаснейшим звездам в надежде пообщаться с одним из величайших божественных умов галактики.

Данло задумал проникнуть в Твердь еще перед отлетом из Невернеса, в ту полную знамений ночь, когда он стоял на морском берегу и смотрел на звезды. Узнав, что другие пилоты намерены сделать то же самое, он не удивился. Десять пилотов – это слишком мало, чтобы прочесать космический сектор объемом около десяти тысяч кубических светолет. Десять пилотов могут затеряться там, как песчинки в океане. Но Данло в их обществе чувствовал себя спокойно и постоянно следил за пертурбациями, которые производили в мультиплексе их корабли.

При этом он все время пересчитывал корабли, желая убедиться, что их, вместе со “Снежной совой”, по-прежнему десять – число круглое и успокаивающее. Столько же пальцев у него на руках, как и у всех рожденных естественным путем представителей человечества. В десятичных системах счета это число символизирует завершенность вселенной, где всё сущее стремится к изначальному единению. Десять – число совершенное, и Данло порой пугался, не будучи уверенным, что кораблей действительно десять.

Уже не раз, обычно после прохода сквозь сгущение возле какого-нибудь красного гиганта, у него получалось другое число.

Оно не должно было получаться. Счет – самая фундаментальная из математических дисциплин, столь же естественная, как натуральные числа от единицы до бесконечности. Данло, от рождения наделенный редким математическим даром, научился считать чуть ли не раньше, чем говорить, и уж ему ли было не знать, сколько кораблей движется в одном с ним секторе – десять, пять или пятьдесят.

Когда они миновали неистовую белую звезду, которую он импульсивно назвал Волком, Данло окончательно убедился, что кораблей не меньше десяти и не больше одиннадцати.

Иногда, вглядываясь в темную сердцевину мультиплекса, он как будто различал композиционный след таинственного одиннадцатого корабля. Пытаться обнаружить этот корабль было все равно что искать отдельный солнечный блик на поверхности пруда. Временами Данло почти улавливал этот блик, но тот дробился, как от брошенного в пруд камня, и тут же возвращался, ничего уже не отражая.

Одиннадцатый корабль, если он действительно существовал, маячил, как призрак, на самом пределе радиуса сходимости. Нельзя было сказать наверняка, что он там, и нельзя было сказать, что его там нет. Пока десять пилотов продвигались к Тверди, корабль-призрак следовал по их маршрутам, всегда держась на самой границе их звездного сектора. Данло не знал никого, кто умел бы столь безупречно управлять кораблем. В глубине души он надеялся, что этого искусника, одиннадцатого пилота, вообще не существует. Одиннадцать – худшее из чисел, символ избытка, перехода в иное качество, конфликта, мученичества, даже войны.