Дмитрий Жуковский - Упырь

Виктор лежит под бестеневой лампой отвязанный, голый и торопливо, но аккуратно заштопанный. Снаружи, ясное дело, уже все известно, вон видеокамера над дверью. Виктор сразу разбивает ее, метнув первую попавшуюся под руку железку.

- Теперь все выметайтесь, я сейчас злой и немножко под кайфом, так что за себя не ручаюсь. А профессор останется со мной. Он хоть и без рук, но с головой, вам еще пригодится. Не бойтесь вы, я же понимаю, стоит мне его удавить, и мне самому - конец. Так что бегом на выход, коридор очистить, чтоб ни души, лестницу "Б" очистить до первого этажа, кого увижу - удавлю, к подъезду - машину, лучше РАФик "скорой помощи". На все - пятнадцать минут. Побежали, время пошло.

В личной операционной профессора Бурдака звукоизоляция была отменная, окна выходили на задний двор. Кроме пациентов в палате первого этажа, звона разбитого стекла никто не слышал. С решеткой пришлось повозиться. А ведь Виктор вовсе не чувствовал себя так бодро, как пытался показать, борьба с наркотиком отняла много энергии. Профессор, понуро сидевший на стуле, как на приеме у зубного, отшатнулся, когда Виктор подошел к нему, прижимая локтем свежий шов на животе:

- Кому же, как не вам, профессор, лечить это безобразие? - спросил он, и, схватив того за бесчувственную холодеющую руку, прижал ладонью к ране. По животу разлилось успокоительное тепло.

- У вас ведь, профессор, рук теперь как бы и нет, вам и ноги не особо нужны, а мне еще далеко бежать, - профессор замотал головой, Виктор быстро надавил парализующие нервный узлы. Не будь профессор в том самом предшоковом состоянии, он бы догадался, что Виктор не умертвил его ног. Через десять минут, когда штурмовики ворвались в операционную, на полу корчился, пуская слюни, безумно мычащий старик.

Прыжок со второго этажа, кувырок, и снова бег по ночному городу. У преследователей, взявших район в тесное, неуклонно сжимающееся кольцо, были все основания не сомневаться в успехе. Негде ему спрятаться. Никто в полночь беглецу двери не откроет. Все места, где он бывал во время прогулок, все случайные знакомые взяты под контроль. Против ожидания, беглец движется к центру города. Руководившие погоней ничего не знали об объекте, только сделали поправку на высокую скорость его перемещения. Один из них пошутил - велосипед угнал. Миниатюрная рация в кармане куртки, снятой Виктором с охранника, давала устойчивый пеленг. Объект уходил к Москве-реке. Выслали ниже по течению катера с гидроакустикой и обоймой боевых пловцов. Возьмут живым, как и приказано. На всякий случай дали команду оттеснить от набережной, но было уже поздно. До цели близко, можно не экономить силы. Виктор ускорился, бежал длинными прыжками, скинул потяжелевшую куртку, не зная того, удачно отвлек погоню на двадцать секунд. Замер на парапете набережной и солдатиком ушел в воду. На катере включили гидрофоны полутора минутами позже.

В кислороде он практически не нуждался, дыхание осталось только как рефлекторное действие, которое он мог подавлять. Стук сердца - всего лишь литературный штамп. Виктор висел в воде, уцепившись за какой-то скользкий кабель, и медленно замерзал. Текучая вода каждой молекулой уносила крупицы тепла. Нельзя засыпать...

* * *

Лена спешила на рынок в полпятого утра. Хоть торговое место и забито уже четвертый месяц, опоздаешь - шустрые торговки с Кавказа своих шмоток накидают. Начинаешь разборку - сразу они по-русски ни слова не понимают.

Лена торопливо семенила вдоль набережной. На пологом спуске у самой воды выбросило на гранит утопленника, аж серый весь. Позвонить, что ли, "02"? Ну нет, без нее разберутся. Оглянулась. Утопленник лежал на другом месте, дальше от воды. Подбежала. Перевернула на спину. Открыл глаза. Прошептал едва слышно:

- Прочь, уходи!

- Не волнуйся, лежи, я сейчас, - попыталась обтереть мокрого своей кофтой, укрыла.

Господи, что же делать? Машин еще мало. Побежала к перекрестку. Один мимо, второй. Достала из сумочки десять баксов. Притормозил "пирожок" - покивала отрицательно. Следом - "Москвич".

На спуске валялась только грязная кофта. Парень тем временем ушел метров на пятьдесят, шатаясь, повисая поминутно на решетке ограды.

- Пойдем, пойдем милый!

- Уйди, уходи! Иди на ...!

Попыталась оторвать от ограды, обхватив за талию. В ответ - поток черной брани. И будто истратил на нее все силы, упал вперед, зацепившись ногой за ногу. Шофер помог затащить парня в машину, поминутно потчуя Лену советами, как лечить похмелье, а как запой, и чем отличается одно от другого.

Дядя Степа угрожающе надвинулся, открыв дверь:

- Ленка, я же тебя предупреждал, чтобы мне тут никаких хахалей, чтоб мне тут никакого блядства! - но сразу стушевался, увидев выглянувшего из-за спины здоровяка-шофера.

Парень не приходил в сознание, метался, его кидало то в жар, то в холод. Чем же его укрыть? Залезла к дяде Степе в кладовку, нашла покрывало. Парень стал понемногу успокаиваться. А Лена вдруг почувствовала головокружение, комната поплыла перед глазами. Шутка ли, с утра не завтракала, перенервничала. Сбегала на кухню. И сразу назад, боялась оставить его одного. Проглотила бутерброд с пугающей ее саму жадностью. Парень лежал тихо, она испугалась, что не дышит, он открыл глаза, скользнул невидящим взглядом и снова упал головой на подушку. Снова бегом на кухню, распотрошила аптечку. Парень отказался от лекарств, крепко сжал губы, когда она попыталась напоить его силой. Что же мне с тобой делать? Накормить бы тебя, бульончику. У дяди Степы в морозилке нашелся бледный цыпленок. Парень улыбнулся, но есть не стал наотрез, чуть не облила его горячим бульоном. Не пропадать же добру, и неожиданно сама все подъела. Даже не голод, а какая-то сосущая пустота в желудке.

Парень спал. Она сидела у его ног на уголке кровати. Стемнело, свет не зажигала. Парень пошевелился, медленно приподнялся.

- Меня зовут Виктор. Я знаю, ты - Лена. Спасибо, Лена, не беспокойся, я утром уйду.

- Останься, я прошу тебя, останься, я так не могу больше.

- Нет, мне нельзя, тебе нельзя со мной, опасно.

- Нет, мне все равно, ты преступник? Тебя ищут? Ты убил кого-то? Я буду с тобой, буду ждать тебя.

- Все хуже и страшнее. Я не могу среди людей. Я опасен для тех, кто рядом. Это внутри меня. Это как болезнь, страшная, неизлечимая.

Лена упала на кровать, сквозь слезы прорывались судорожные вскрики:

- И ты тоже... Нет, это невозможно... Мы вдвоем... Нас теперь двое...

Койка оказалась слишком узкой. Виктору пришлось лежать на боку. Это была ночь последней исповеди.

* * *

Лена родилась в маленьком уральском городке Ивдель, среди тайги и лагерей. Первые шестнадцать лет ее жизни ничем не примечательны. В десятом она влюбилась. За их романом с завистью следила вся школа. Было как в романтических балладах: прогулки за полночь под луной, серенады под окном. Родители быстро смирились и подсчитывали, во что обойдется свадьба. Их ласки перешли через грань плавно и естественно. Конечно, в первый раз оба были в легком ошеломлении, но без слез и трагедий. Их любовь была прямой и безоблачной. Это ее, наверное, и сгубило. К выпускным экзаменам Лена стала замечать тень отчужденности, но успокоила себя: Вадим много занимается, готовится в военное училище. На третий день после выпускного бала Вадим исчез. Они с Леной много обсуждали и даже немножко спорили, как поедут поступать вместе. Но так и не приняли решения.