Ольга Онойко - Начальник Дикого Порта

— Ты хорошо водишь, — как ни в чем не бывало сказал Рихард.

Ррит вскинулся.

— Не так уж хорошо, — с благодарностью сказал он. — Медленно. И можно было пройти короче. У меня долго не было практики.

“Еще бы”, - с механическим, заученным каким-то злорадством подумал Рихард. Стало противно собственных мыслей. Ну да, понятно, почему и в силу чего у Л’тхарны не было практики. И еще понятно, что если он действительно считает свою технику вождения недостаточной — а он не лицемерит, он не умеет — то Рихард Люнеманн не пилот первого класса, а умственно альтернативный ассенизатор.

— Но скоро умение вернется полностью, — продолжал второй пилот. Помолчал и добавил, — я очень благодарен тебе, местер Рихард.

— За что?

— Ты же х’манк. Какой другой х’манк позволил бы одному из нас нормально работать? Теперь дети моей сестры не умрут от голода.

— А у тебя дети есть? — зачем-то спросил Люнеманн.

— Нет. Сейчас вообще очень мало детей.

— Жаль, — искренне сказал Рихард и осёкся.

Дожил.

Посмотрите на него, запечатлейте его в красках — вот стоит человек, которому жаль, что зверюги вымирают. Действительно. Всерьез. Жаль.

И даже совесть по этому поводу не мучает.

Под его ладонью слегка вздрогнула горячая, жестковатая, словно наэлектризованная кожа. Во время беседы он машинально принялся играть с волосами Л’тхарны, а потом рука незаметно для самого перекочевала на плечо. Ласкающий ноздри запах ррит стал ощутимее, тоньше и будто пьянее.

— Странно такое слышать от х’манка? — спросил Ариец.

— Странно, — признался ррит.

— Я не лгу.

— А я бы все равно не сумел распознать.

— Вот так раз в год скажешь правду, — весело сказал Люнеманн, — а тебе и не верят.

— Я верю.

Рихард и не думал убирать руку. Л’тхарна, по-прежнему сидя в кресле, повернул голову на недоступный человеку градус и взглянул капитану в лицо.

Глаза цвета кипящего золота. Нитевидный зрачок. Лицо ли, морда ли… Раса ррит вчетверо старше людей, но ррит и сейчас может убить, просто запустив клыки в глотку.

Эти зубки людям обычно хочется выбить. Или выдрать и пустить на бижутерию, как зверюги пускали человеческие кости во время Первой космической.

“А я экстремал”, - подумал Люнеманн и мрачно хмыкнул про себя.

Он чувствовал только легкое сожаление. Того, кто смотрит на тебя вот так, хочется поцеловать в губы.

Ты не помнишь этого дня.

Помнишь все, что предшествовало ему. Как вас учили летать на кораблях х’манков. Как в глазах старших день ото дня разгоралось пламя, прибитое некогда кровавым дождем. Помнишь совет, на котором послы чийенкее свидетельствовали о верности. Рожденный от семени великого вождя минувшей эпохи, ты уже принял высокий ранг, тебе предстояло стяжать славу, и тебя допустили. О, как болезненно светлы были лица всех, кто говорил о войне.

Вера.

И х’манков снова назвали червями. И обещали, что нигде, от планеты Хманкан до самых смутных и отдаленных окраин галактики, не останется ни единого х’манка. Что люди не проявят жадности, приличествующей только низшим расам, и не оставят живых врагов даже на развод, даже на украшения из костей.

Ты командовал отрядом резерва. И скрипел зубами, мысленно кляня командующего. Отчаянно хотелось быть в числе основных сил, но те корабли по праву принадлежали старым воинам, много лет ждавшим отмщения. Юнцов не пустили на острие атаки, самое почетное место. Впрочем, вам предстояло не менее увлекательное занятие — добивать врага, охотясь за ним по всему бескрайнему космосу.

Ты еще никогда не убивал х’манков. Привык отшатываться, прижиматься к стене, увидев случайно одного из них. Ты размышлял — как это будет?

И не помнишь.

Вас отозвали к Дикому Порту, защищать колонию от внезапно нарушивших договор нейтралитета пиратов. Пришлось покинуть корабли — и вы вели наземный бой, пока не узнали о том, что все кончено.

Навсегда.

Нежная ладонь х’манка провела по шее. Огладила плечо. Собрала в горсть шкуру на загривке и отпустила. У Л’тхарны подвело живот. Он понурился и сидел, уставившись в одну точку. А вдруг капитан просто от скуки теребит его, как прирученное животное, любимую забаву х’манков?

— Л’тхарна, — ласково спросил тот, — а что за узор у тебя ниже колена? Это что-нибудь значит?

— Нет. Просто. Красиво. — Он с трудом вспомнил х’манковские слова.

Рука Рихарда скользнула по вздрагивающей спине. Потом он обнял Л’тхарну сзади: стал почесывать уши и щекотать горло.

Непохоже, чтобы х’манк гладил животное.

Тонкопалая кисть, как паучок, забралась в волосы. Все десять пальцев расчесали тяжелые гладкие пряди. Кожа на спине подергивалась, как от электрических разрядов.

Х’манк-вождь. Л’тхарна представил, как он разгневается. Он будет спокоен, будет говорить так же, как обычно, но посмотрит белыми глазами, в которых черные круглые зрачки — как ядовитые ягоды или сверхтяжелые звезды. И потом он перестанет беседовать, расспрашивать с уважением, изъявлять приязнь, и конечно, больше не будет соблюдать честь, ставя равенство всей команды перед уставом и капитаном. И начнет смотреть так — всегда.

Но Л’тхарна же слышал, х’манки считают людей страшными. Уродливыми. Непонятно. Или он ласкает его смеху ради? Нет, Рихард бы не стал так зло глумиться. Наверное…

Что делать? Что сказать?

Человек плечом почувствовал дыхание х’манка, ухом — тепло его щеки, и чуткая ладонь провела по груди. Л’тхарна застыл. Грива вздыбилась.

— Тебе не нравится? — с сожалением спросил х’манк.

— Н-нравится… — почти в ужасе пролепетал Л’тхарна.

Х’манк наклонился вперед, опершись о его плечо. Включил автопилот. Запах тела, сладкого молока, переходил в запах власти. Так пахнет белый известняк, накаленный солнцем, и еще — лак для костяных украшений.

— Пойдем.

А душевая на малютке “Элизе” была одна. Поэтому как-то на выходе полуголый Рихард нос к носу столкнулся со ждавшим своей очереди Майком. Капитан и медик молча обменялись кивками, и Люнеманн уже направился в каюту, как вслед ему донеслось:

— Кэп, у тебя вся спина…

— Что?

— Как когти точили.

Рихард обернулся.

— Можно совет на будущее? — невозмутимо сказал Майк. — Не давай зализывать. У них структура кожи другая, человеку на такое вообще-то швы накладывать надо.

Люнеманн стоял как дурак. С полотенцем.

— Откуда ты знаешь, какая у них кожа? — зачем-то спросил он.

Майк пожал плечами.

— Ксенолог — это вообще-то медицинская профессия. Как психиатр. Сначала общее терапевтическое образование, потом специализация. Я не ксенолог, но начатки нам давали.